Науфрагум. Дилогия
Шрифт:
Как мог я этого не понимать? Ведь я гордился тем, что меня считали знатоком военного дела, с удовольствием принимал восхищение Грегорики. Нет, надо честно признаться - я сам отказывался, не хотел видеть жестокую изнанку, обманывая себя и других. Впрочем, не столь важно, каким инфантильным дураком я показал себя, но как я мог так не оправдать ожиданий девушек, волей судьбы оказавшихся на моей совести? Они рассчитывают на защиту, полагаясь на единственного среди них мужчину... который едва не наложил в штаны от ужаса, столкнувшись нос к носу с реальной, а не книжной жестокостью разбойников и убийц - первобытной, звериной, примитивной. Что ни говори, глупое дело - бросаться с шашкой на танк. Но я, сидя в безопасности за броней, впал в ступор, жалко оскандалился, не в силах пошевелить пальцем, не зная, что делать. Еще немного, и трусливо бросился бы бежать. Если бы не Брунгильда, в очередной раз доказавшая, что она в сотню раз мужественнее меня. Нестерпимый стыд заставил щеки вспыхнуть, в глазах закололо - вот те на, и слезы. Какое счастье, что принцесса не видит меня из башни... хотя она наверняка догадалась. Что же теперь делать?
Завал теплого, еще слабо трепыхающегося и фонтанирующего кровавыми струйками мяса лег передо мной отвратительным, но совершенно отчетливым Рубиконом. С невероятной остротой я ощутил, что остались всего лишь два варианта, два выбора, которые навсегда, бесповоротно изменят мою жизнь.
Вперед, чтобы помочь избиваемым крестьянам, через страдания, боль и смерть, на темную сторону, где уже не удастся остаться теоретиком-белоручкой. Там, по локоть в крови и грязи, придется убивать и рисковать быть убитым, терять друзей.
Или назад - бежать, оправдывая свою трусость желанием спасти доверившихся девушек. К позору и стыду, к жалкому самообману до конца жизни. Брунгильда обязательно воспротивится, но ведь за рычагами сижу я, и она не сможет помешать, стоит мне развернуться и дать деру. Ну, разве что облить презрением. Грегорика, конечно, поймет, и будет относиться ко мне так, как я заслуживаю - исчезнет это удивительное, греющее душу дружеское доверие. Пожалеет разве что Алиса - да и она, на самом деле, всегда пытаясь за шиворот оттащить меня от всяких опасных предприятий, втайне, я уверен, гордилась мной. Теперь все изменится.
Решать нужно сейчас, остались считанные секунды.
– Вперед, - скомандовала Брунгильда.
– Ищем остальных.
Грегорика, с сомнением в голосе, все же поддержала ее:
– Мы пришли, чтобы спасти людей... да, останавливаться нельзя.
Вытерев о куртку мокрые и скользкие от нервного пота ладони, я вцепился в рукояти фрикционов.
Сейчас. Нужно решать.
Нога моя, словно сама собой надавила на педаль акселератора. Дизель взревел, и танк, качнувшись, тронулся.
Я чуть притормозил и снова пустил вперед правую гусеницу, но выбрать более чистую дорогу было просто невозможно. Смотреть на это - тоже.
– Закройте девочке глаза, - пробормотал я, борясь с желанием сделать то же самое.
Грохот дизеля и лязг гусениц почти заглушили отвратительный мокрый хруст, но... только почти.
Заборы и сломанные распахнутые ворота ползли назад, световые пятна от фар прыгали и раскачивались, выхватывая из темноты то раздавленную телегу, то мертвую собаку в кровавой луже, то разбросанное тряпье, присыпанное перьями распоротых перин и подушек. Дома за заборами стояли темные, с распахнутыми дверьми и битыми окнами. Но здесь уже начали попадаться люди.
Сначала улицу стремглав перебежал босой мальчишка в одних портках - не оглядываясь на нас, махнул через забор и пропал. Потом слева из резной, украшенной деревянными петухами калитки вывалились двое мужчин... нет, бандитов! Один в куртке толстой бычьей кожи, усаженной металлическими заклепками - бригантине, что ли?
– и меховой шапке с торчащими по бокам конскими хвостами, второй в короткой кольчуге, с металлическими наручами на волосатых руках и бритый наголо, зато с длинными вислыми усами. Первый тащил на спине большой узел. Второй, радостно гогоча, волок за волосы плачущую женщину в одной рубашке.
– Плавно, без рывков, - раздался в наушниках спокойный голос Брунгильды, и почти сразу же наверху, на башне, громыхнул винтовочный выстрел. Бритый покачнулся, удивленно обернулся к нам. Разинул рот и вдруг кашлянул кровью. Попятился, ударился об забор спиной и съехал по нему в лужу, оставляя на досках кровавый след. Второй немедленно бросил узел и кинулся обратно во двор. Второй выстрел догнал его уже на крыльце, он взвыл от боли, но сумел нырнуть в сени.
Крестьянка, которую они волокли, закрыла голову руками и скорчилась в грязи, дергаясь от рыданий.
– Дальше, - бросила Брунгильда, щелкнув затвором. Стреляная гильза зазвенела у меня перед носом на лобовом листе.
Бросив еще один взгляд на умирающего бандита, я немного прибавил газу.
Чуть дальше курилась сизым дымом сырая соломенная крыша подожженного овина. Внезапно его стена, обращенная на улицу, рухнула, и оттуда с бешеным визгом выбежали несколько свиней, стряхивая со щетины угольки. Огромный хряк сбил с ног вывалившегося из проулка совершенно пьяного разбойника и помчался дальше. Тот с трудом поднялся, приложился к зажатой в левой руке стеклянной бутыли, и приветственно помахал нам курицей со свернутой шеей, которую держал в правой. Хладнокровно и безжалостно нацеленная винтовочная пуля попала ему в середину лба, швырнув в пролом. На улицу остались торчать только ноги в коротких сапогах.
Танк осторожно миновал еще несколько домов, и впереди показалась небольшая площадь и белое здание церкви. В прыгающем свете пожаров я не сразу заметил лучи чужих фар. Поэтому выкатившийся слева, из поперечной улочки, полугусеничный автомобиль с деревянной, набранной из дощечек кабиной и большой будкой в кузове, стал для меня совершенной неожиданностью. Из окошка водительской двери на нас с удивлением смотрел усатый разбойник в меховом жилете на голое тело. В кабине грузовика был кто-то еще, но рассматривать дальше я не стал. Вместо этого резко нажал на педаль газа и выкрикнул:
– Держитесь!..
Мощный дизель взревел, гусеницы выбросили ошметки грязи, и танк, задрав нос, прыгнул вперед. Разгон оказался неожиданно мощным, и я даже не успел подкорректировать направление, когда острый угол лобового листа со звоном и хрустом врезался в чужую машину. Правая гусеница сразу подмяла подножку и сокрушила кабину, танк резко наклонился влево, но я еще прибавил газу, и отполированные стальные траки заскользили быстрее, заставив танк переползти груду выпачканных кровью обломков, в которую превратилась передняя часть грузовика.