Науфрагум. Дилогия

Костин Тимофей

"Еще лучше, что она не печется, как утка в яблоках... и заткнись, не до тебя!.."

Обиваясь потом, я припал к триплексу, пытаясь провести танк по узкой ниточке между стенами адского пламени, не сорвавшись в зияющую по сторонам пропасть. Протянувшийся вперед горизонтальный участок пандуса казался бесконечным. Корпус танка защищал от открытого огня, оставляя пока возможность дышать, но броня стремительно раскалялась, и кроме запаха горячего металла уже начала чувствоваться вонь горящей краски... и резины. От поддерживающих роликов?..

– Мы горим?
– раздался над ухом напряженный голос принцессы.

Она явно старалась держать себя в руках, но уверен - обернись я сейчас, увидел бы, как дрожат ее губы.

– Снаружи. Пока это не смертельно, но гораздо хуже будет, если...

Не успел я озвучить жуткую мысль, пришедшую в голову, как корпус танка пробила неровная дрожь, и мощный рев дизеля упал тоном ниже.

– Проклятье!..

– Что это?
– не выдержав, Грегорика просунула голову к наблюдательному прибору, щека к щеке со мной.
– Что происходит?!

– Кислород выгорел, и дизелю не хватает...

– ...Воздуха?!

– Если заглохнем - нам конец. Изжаримся за пару минут... хотя нет, погодите...

– ...Пандус!
– воскликнула принцесса, рассмотрев то же, что и я.
– Следующий пандус наклонный, и...

– Мы покатимся к воротам! Ну, еще немножко! Давай, давай!..

– Всего десяток ярдов!..

Но я уже чувствовал, как скорость упала. Мотор заклекотал, закашлялся, раскачивая танк лихорадочной вибрацией... и захлебнулся. Лязгая гусеницами, тяжелая машина продолжала катиться по инерции, все замедляясь. Инстинктивное нажатие на педаль газа ни к чему не привело - упала непривычная, жуткая тишина, нарушаемая лишь приглушенным гулом пламени снаружи. Наше время истекло.

– Вот ведь невезение...
– пробормотал я, чувствуя, как страх подкатывает к горлу, и голова становится предобморочно гулкой и пустой.
– ...Пары секунд... всего пары секунд не хватило...

– Золтан!..

Повернув голову, я встретил взгляд Грегорики - глаза в глаза. Ее лицо было смертельно бледным, но сдвинутые брови и неукротимый свет в глаза говорил, что она не собирается сдаваться, даже балансируя над пропастью отчаяния.

– Держитесь! Пока мы дышим, нельзя останавливаться!..

Удивительно, но именно этот окрик помог на мгновение задержать подступающую панику - и это мгновение решило все. Спасительная мысль взорвалась перед глазами, словно ослепительная сигнальная ракета в глухой темноте. Не медля ни секунды, пока танк еще не остановился окончательно, я изо всех сил вдавил пусковую кнопку стартера, остановив инстинктивное движение ноги, попытавшейся выжать сцепление. Электрический мотор пронзительно зажужжал где-то позади, жалуясь на нештатную нагрузку. Еще бы - сейчас ему пришлось вращать не только коленвал дизеля, но двигатель, трансмиссию и ведущие звездочки вместе с гусеницами. Конечно, стартер не сумел бы стронуть с места многотонную массу неподвижно стоящего танка, но сейчас, когда танк еще катился, не растратив окончательно набранную раньше скорость, это незначительное усилие ощутимо подтолкнуло его вперед. Торможение прекратилось, и танк замедленно, нехотя преодолел последние ярды до перегиба пандуса. Перевалился вперед - наклон, к счастью, оказался довольно крутым - и, погромыхивая и лязгая траками, покатился вниз.

Многотонная тяжесть брони, которая несколько секунд назад повисла на ногах мертвым грузом, едва не погубив нас, теперь превратилась в единственный шанс. Затаив дыхание и молитвенно благословляя про себя формулу потенциальной энергии, я впился глазами в тоненькую стрелочку спидометра. Карабканье в темноте по узким ржавым эстакадам, все вверх и вверх над захватывающими дух пропастями не прошло даром - танк начал разменивать высоту на спасительную скорость, прокладывая себе дорогу в бушующем пламени. Я снова припал к триплексу, чувствуя на щеке дыхание принцессы.

Сумасшедшая картина, которую наверняка не довелось лицезреть никому из живущих, притягивала взгляд, буквально завораживала. В грозном и плавном движении громадных языков огня мне вдруг померещилось пение. Строфы грегорианского хорала звучали в ритме величественного танца пламени, заставляя их подчиняться себе.

– Benedicite ignis et aestus Domino: benedicite frigus et aestus Domino.

Benedicite rores et pruina Domino: benedicite gelu et frigus Domino.

Мне потребовалось помотать головой и уже усомниться в собственном здравом рассудке, пока, наконец, в глаза не бросились губы принцессы, движущиеся в такт молитве.

"Благослови Господь пламя и жар; хлад и стужу благослови..."

Безмятежность и божественное спокойствие этих слов, так резко контрастирующее с пляшущими в ее глазах отблесками адского пламени, заставили меня забыть про следующий вдох.

"Постойте... да живая ли она девушка из плоти и крови, в самом-то деле?! Не моргнуть глазом в огненной пещи, подобно трем библейским отрокам... у меня все поджилки трясутся, а ей - все равно?! Кем нужно быть, чтобы не сойти с ума от страха?"

Как бы то ни было, в присутствии несгибаемой принцессы праздновать труса было бы невыносимо стыдно. Я вдруг почувствовал, как дыхание становится ровнее, словно мне передалась часть этого загадочного спокойствия. С трудом отведя глаза от профиля Грегорики, я торопливо перехватил рычаги мокрыми от пота ладонями и выжал сцепление, чтобы танк катился легче и быстрее. Пляшущие вокруг языки огня не стали реже, но в них уже четко обрисовались створки ворот, прорезанных в мощном цоколе, на который опирался купол. Еще несколько мгновений, и разогнавшийся танк с маху врезался в них лобовым бронелистом. Металлический удар перекрыл рев пламени, и мы вылетели в ночь. Огненная корона по краям триплекса ослепительно вспыхнула, жадно глотая кислород, и опала, оставшись за спиной.

Я отпустил педаль сцепления, одновременно нажав на газ. Танк дернулся и чуть притормозил - хотя далеко не так сильно, как сделал бы в такой ситуации автомобиль - и дизель с готовностью отозвался торжествующим ревом. Корпус привычно завибрировал, лязгнули гусеницы, снова натянутые ведущими колесами, и я, смаргивая то ли пот, то ли счастливые слезы, завопил что-то неразборчиво-победное.

В триплексе плескалась чернильная мгла, поэтому первым делом я откинул люк механика-водителя вперед и замахал рукой, дуя на обожженные о защелку пальцы. В лицо ударил, растрепав волосы, восхитительно свежий и упоительно-холодный ветер. Танк прокатился еще с полсотни ярдов по ровной бетонной площадке и остановился между каких-то развалин, едва не свалившись в канаву, за которой темнела стена кустарника.