Наука и психическое здоровье (книга 2)
Шрифт:
Теперь мы готовы определить «осознанность абстрагирования» в более простых терминах, а именно, в терминах «памяти». Термин «память» структурно является физико-химическим термином. Он подразумевает, что события взаимосвязаны, что всё в этом мире влияет на всё остальное, и что происшествия где-то оставляют какие-то следы.
Подобный анализ можно провести в связи с объектом и с событием. Кратко: объект структурно представляет собой абстракцию некоего порядка, и не включает и не может включать все характеристики события; так что, опять же, здесь некоторые характеристики опускаются, как показано нитями (B').
Здесь у нас есть возможность сделать ряд наиболее обобщенных, и тем не менее истинных, отрицательных утверждений великой семантической важности; что ярлык не есть объект, а объект не есть событие, . Поскольку множество м.п характеристик, которые мы приписываем ярлыку по определению, не перекрывает все характеристики, которые мы узнаем у объекта; а число характеристик, которые мы у объекта воспринимаем, также не равно бесконечному числу характеристик,
Мы теперь можем определить «осознанность абстрагирования» как «осознанность в отношении того, что в процессе абстрагирования мы опустили некоторые характеристики». Или же осознанность абстрагирования можно определить как «память о «не есть», и о том, что некоторые характеристики были опущены». Следует отметить, что в этой формулировке нам с помощью Структурного дифференциала удалось перевести отрицательный процесс забывания в положительный процесс вспоминания об отказе от тождественности и о том, что эти характеристики были отброшены. Такая положительная формулировка делает всю систему работоспособной и доступной для семантического обучения и образования.
Применение Структурного дифференциала становится необходимостью для любого человека, который хочет обрести весь объем семантической пользы от настоящей работы. Книга, с необходимостью, словесна. Что бы ни говорил любой писатель – это слова, и невозможно сказать ничего такого, что было бы несловесно. Представляется совершенно очевидным тот факт, что в жизни мы имеем дело с огромным количеством вещей и ситуаций, «чувств». , которые являются несловесными. Они принадлежат к «объективному уровню». Ключевая трудность состоит в том факте, что всё, что можно сказать, не находится и не может находиться на объективном уровне, а относится только к уровням словесным. Это различие, будучи невыразимым посредством слов, выразить словами невозможно. У нас должны быть другие средства для того, чтобы указать на это различие. Мы должны показывать рукой, показывать пальцем на объект, и оставаться безмолвными как внешне, так и внутренне, и безмолвие это можно обозначить, прикрывая губы другой рукой. Словесный отказ от отождествляющего «есть» также демонстрирует этот момент, когда его показывают на Дифференциале. Если же мы будем разражаться речами на тему отождествляющего «есть», как мы это обычно и делаем, то мы, очевидно, окажемся на словесных уровнях, обозначаемых ярлыками L, L1, L2, . . . Ln, но никак не сможем оказаться на объективном уровне (Oh). На этом последнем уровне мы можем смотреть, делать что-то руками. , но мы должны сохранять молчание. Причина того, что мы практически все без исключения отождествляем эти два уровня, состоит в том, что невозможно обучить индивидуума этому семантическому различию только посредством словесных приемов, поскольку все словесные приемы относятся к уровням ярлыков, и ни при каких условиях не могут быть объективными несловесными уровнями. Имея видимый и осязаемый действительный объект и ярлыки на Структурном дифференциале, на которые мы можем показывать пальцем, брать в руки. , мы получаем простое средство для передачи чрезвычайно важного семантического различия и обучения нетождественности.
Следует отметить, что осознанность абстрагирования, или вспоминание о том, что мы абстрагируем на различных порядках с опусканием характеристик, зависит от отказа от отождествляющего «есть» и связано с ограничениями или «невсеобщностью», столь характерной для новых нон-систем.
Осознанность абстрагирования автоматически исключает отождествление, или «перепуты-вание порядков абстракций» – оба эти явления могут проявляться в виде семантического замешательства на всех уровнях. Если мы не осознаем абстрагирование, то мы не можем избежать отождествления или перепутывания объекта, с его конечным числом характеристик, с событием, с его бесконечным числом других характеристик. Замешательство между этими уровнями может ввести нас в семантические ситуации, заканчивающиеся неприятными шоками. Приобретая осознанность абстрагирования и помня о том, что объект не является событием, и что мы абстрагировали характеристики, которые меньше числом и отличаются от тех, что есть у события, мы можем ожидать множество непредвиденных происшествий. Вследствие чего, когда это неожиданное происходит, мы остаемся в безопасности от болезненных и вредных семантических шоков.
Если вследствие отсутствия осознанности абстрагирования мы отождествим или смешаем слова с объектами или чувствами, или воспоминания и «идеи» с переживаниями, которые относятся к несловесному объективному уровню, то тем самым мы отождествим абстракции высшего порядка с низшими. Поскольку этот особый тип семантического отождествления или замешательства крайне распространен, он заслуживает отдельного названия. Я называю его объек-тификацией, потому что он в основном представляет собой перепутывание слов или словесных материй (воспоминаний, «идей». ,) с объективными, несловесными уровнями, такими как объекты, переживания, чувства, . Объектифицируя, мы забываем, или перестаем помнить о том, что слова не есть объекты или сами чувства, что словесные уровни всегда отличаются от объективных. Когда мы их отождествляем, мы игнорируем их природные отличия, и тем
Подобные же семантические трудности возникает из-за перепутывания абстракций высшего порядка; например, из-за отождествления суждений с описаниями. Это можно проиллюстрировать следующими примерами. Изучая эти примеры, следует помнить о том, что организм действует как целое, и что «эмоциональные» факторы, соответственно, присутствуют всегда, и их не следует игнорировать. В этом исследовании читателю следует постараться «эмоционально» поставить себя на место того Иванова, о котором идет речь; тогда он не сможет не понять серьезные семантические расстройства, которые создаются этими отождествлениями в жизни каждого человека.
Давайте начнем с такого Иванова, который ничего не знает о том, что здесь говорилось, и не осознает абстрагирование. Для него, также как для Дружка, в принципе, нет никакого осознания того, что какие-то характеристики «опускаются». Он «эмоционально» убежден в том, что его слова полностью описывают тот «объект, который «является таким-то и таким-то». Он отождествляет свои низшие абстракции с опущенными характеристиками с высшими абстракциями, которые включают в себя все характеристики. Он приписывает словам совершенно ложную значимость и точность, которыми они не обладают. Он не осознает, что его слова могут для другого человека иметь совершенно другое значение. Он приписывает словам «эмоциональную» объективность и значимость, а объектам – словесную, А «постоянность», «определенность» и «однозначность», . Когда он слышит что-то, что ему не нравится, он не задает вопрос «Что ты имеешь в виду?», а, под воздействием семантического давления отождествления, приписывает свои собственные смыслы словам другого человека. Для него слова «являются» «эмоционально» нагруженными, объектифицированными семантическими фетишами, точно как у примитивного человека, который верил в «волшебство слов». Когда ему говорят что-то незнакомое, у него без задержки срабатывают с.р, которые могут проявиться в виде «Я с тобой не согласен», или «Я тебе не верю». Нет никакой причины драматизировать по поводу какого угодно нелестного высказывания. Нужны определения и толкования подобных высказываний, которые, вероятно, являются корректными с точки зрения говорящего, если мы признаем то, что у него были свои источники информации, свои неопределенные термины, структура языка и предпосылки, из которых возникла его с.р. Однако наш Иванов, не подозревая о «структуре человеческого знания», в основном придерживается семантического убеждения в однозначности, абсолютности. , вещей и вещности слов, и не знает, или не помнит, что слова не есть сами события. Слова представляют собой абстракции высшего порядка, произведенные высшими нервными центрами, а объекты представляют собой абстракции низшего порядка, произведенные низшими нервными центрами. Под влиянием таких бредовых тождественностей он становится абсолютистом, догматиком, законченным верующим, . Он стремится установить «абсолютные истины», «вечные законы». , и готов за них драться, не зная и не помня, или забывая об «упущенных характеристиках»; он ни в какой момент не осознает, что издаваемые им шумы не являются объективной действительностью, с которой мы имеем дело. Если кто-то ему противоречит, его это очень огорчает. Забывая об упущенных характеристиках, он всегда остается «прав». Для него его утверждение не только является единственным возможным утверждением, но он на самом деле придает ему некую космическую объективную значимость.
Приведенное выше описание не является удовлетворительным, но его нельзя значительно улучшить, поскольку данная ситуация связана с несловесными аффективными компонентами, которые не являются словами. Нужно просто попытаться поставить себя на его место и прожить его переживания, когда он отождествляет и бескомпромиссно верит в то, что его слова «являются» теми вещами, которые он ими обозначает. Для описания всех последствий подобного отождествления, которое приводит к неверной оценке, я могу еще добавить самые нудные описания взаимовлияния ситуаций, оценок. , в ссорах, несчастьях, разногласиях. , которые приводят к драмам и трагедиями, а также ко всевозможным «умственным» заболеваниям, так хорошо описанным в беллетристике. Так, Иванов1, не осознающий абстрагирование, делает утверждение: «Круг – это не квадрат». Предположим, некий Сидоров1 ему противоречит. Иванов1 злится; ибо его с.р состоит в том, что его высказывание «является» «чистой правдой», а Сидоров1, видимо, просто идиот. Он объектифицирует это, приписывает этому ненадлежащую значимость. Для него это «является» «опытным» «фактом», и он разражается речами, понося Сидорова1 и демонстрируя, как тот «неправ». Из такого семантического отношения проистекает множество трудностей и трагедий.
Но если Иванов2 (осознающий абстрагирование) делает утверждение «Круг – это не квадрат», и Сидоров2 ему противоречит, что сделает Иванов2 в этом случае? Он улыбнется, не станет разражаться речами в защиту своего утверждения, и спросит Сидорова2: «Что ты имеешь в виду? Я тебя не вполне понимаю». Получив какой-то ответ, Иванов2 объяснил бы Сидорову2, что данное утверждение совершенно не является поводом для ссоры, поскольку оно словесно и истинно только по определению. Он бы также предоставил Сидорову2 право не принимать его определение, а использовать другое, которое устраивает его самого. Тогда бы, само собой, возникла проблема того, какое определение могло бы устроить их обоих или было бы приемлемым для всех. Тогда проблема была бы решена с чисто прагматической точки зрения. Слова являются творениями определений, они – вопрос выбора, но это отношение связано с важной и новой с.р.