Наука о религии и ее постмодернистские критики
Шрифт:
Отечественный постмодернист Д. Узланер так разъясняет задачи и механизм этой «деконструкции»: «Чем же именно их [постмодернистов] не устраивает научное изучение религии? <…> а) религия – это отнюдь не самоочевидное понятие, она возникла на волне вполне конкретных процессов; б) религиоведение как наука, основанная на этом понятии, оказывается идеологией определенного сложившегося status quo» [30] . Поясняя, что такое «идеология» в данном контексте, Д. Узланер указывает, что «под идеологией здесь понимается “процесс санкционирования определенного рода представлений, особенности, история или контекст возникновения которых скрывается”» [31] . Находясь под влиянием этой идеологии (или, говоря проще, скрывая вольно или невольно свою несостоятельность), «ученые, искажая реальность, получают всего лишь еще одну вариацию на тему своей же собственной культуры» [32] . Однако у Узланера вызывает оптимизм тот факт, что «вместо незамысловатого аисторического восприятия собственных практик как объективного и бесстрастного поиска истинного знания о некой вневременной сущности, называемой религией, религиоведы начинают уделять все большее внимание истокам своей деятельности и ее месту (а также роли) в историческом процессе» [33] .
30
Узланер Д. Расколдовывание дискурса: Религиозное и светское в языке нового времени // Логос. 2008. № 4.
– А. А.).
31
Там же. Д. Узланер в данном случае цитирует издание: Mccutcheon R. T. Manufacturing Religion: The Discourse on Sui Generis Religion and the Politics of Nostalgia. Oxford University Press, 1997. P. 29.
32
Там же. С. 144.
33
Там же. С. 145.
Любопытно, впрочем, что отчаянно критикующие все и вся постмодернисты оказываются на редкость беспомощными, когда пытаются предложить какую-то внятную альтернативу критикуемым понятиям и концепциям. Вот, скажем, уже упоминавшийся Дубьоссон со своей книгой «Западное конструирование религии». Как отмечает в своей рецензии на эту книгу К. Кьюсак, Дубьоссон «открыто декларирует свою неприязнь к правым, традиционалистам, феноменологии религии, “школе анналов”, академическому религиоведению и западной науке» [34] . Ну и, конечно, он требует отказаться от термина «религия» и от науки о религии на том основании, что «религия, то есть слово, идея и, прежде всего, та особая область, которая ими обозначается, являет собой совершенно оригинальную конструкцию, которую создал и развивал только Запад после своего обращения в христианство» [35] . Допустим, все это так и есть. Но что предлагается взамен? А взамен (то есть вместо понятия «религия») Дубьоссон предлагает ввести более чем странное (мягко выражаясь) словосочетание «космографические формации», причем с оговоркой, что каждая такая формация представляет собой «особый метафизический мир»! Как будто «космография» и «формации», а также «метафизический мир» – это термины и явления, известные всем культурам, а не очередные (к тому же выраженные в данном конкретном случае на нездоровом постмодернистском сленге) вариации на тему все той же западной философской и научной традиции. Как пишет по этому поводу К. Кьюсак, «надо надеяться, что большинство из нас способно к более аргументированному и более состоятельному исследованию, чем то, которое предложено в “Западном конструировании религии”» [36] .
34
Cusack C. M. The Western Construction of Religion: Myths, Knowledge, and Ideology - by Daniel Dubuisson // Journal of Religious History. 2008. Vol. 32. No. 4. Р. 482.
35
Dubuisson D. Op. cit. P. 190.
36
Cusack C. M. Op. cit. Р. 482.
Или, например, Д. Узланер, отрицая существование религии в Средние века на основании историко-филологического анализа слова religio, оправдывает такой подход посредством следующей максимы: «Чего не существует в языке, не существует в действительности», поскольку «слова и язык – это, как известно, “дом бытия”» [37] . Но каким образом тогда Узланер может утверждать, что место «религии» в Средние века занимал «католицизм»? [38] Ведь термин «католицизм» этой эпохе неизвестен, тогда как слово religio употреблялось весьма активно (в том числе в таких сочетаниях, как religio Christiana, religio Romanа, religio castrensis Romanorum, religio Iudaeorum, religio Paganorum и даже religio Catholica). Например, у «первого схоласта» Боэция (ок. 480–524/526) мы находим следующие слова: «Эта наша религия (religio), которая называется христианской и кафолической (Christiana atque Catholica), опирается преимущественно на следующие основоположения: от века, то есть до сотворения мира, существовала божественная субстанция Отца, Сына и Святого Духа…» [39] (далее излагаются основные догматы христианской религии). В то же время термина «католицизм» у Боэция нет. Наверное, возможны разные мнения по поводу того, как Боэций понимал термин religio; но как бы он его ни понимал, факты однозначно свидетельствуют о том, что Боэций имел представление о существовании неких религий (например, «нашей христианской и кафолической религии» и «религий варварских народов» [40] ), а вот о «католицизме» или о «целостной средневековой католической традиции» он ничего не слышал и слышать, вероятно, не мог [41] . Но это последнее обстоятельство почему-то нисколько не смущает Д. Узланера, который в других случаях и от других авторов требует безусловного следования принципу «чего не существует в языке, не существует в действительности».
37
Узланер Д. Картография постсекулярного // Отечественные записки. 2013. № 1. С. 185.
38
Anitius Manlius Tor qua tus Severinus Boethius. Brevis f dei christianae complexio; PL 64, 1333B (здесь и далее аббревиатура PL обозначает издание: Patrologiae Cursus Completus. Series Latina. 221 vols. Paris, 1844–1879; цифра после PL указывает номер тома, цифра после запятой – страницу (колонку) тома).
39
Brevis f dei Christ. compl.; PL 64, 1333B.
40
См. сноску 97 в главе I.
41
В принципе термин «католицизм» появляется довольно поздно, как оппозиция термину «протестантизм». Средневековая religio Catholica – это, строго говоря, не «католическая», а «кафолическая», «вселенская религия», то есть такая религия, которая, согласно Боэцию и Фоме Аквинскому, «заповедует правила для всех людей» и «распространилась почти во все пределы мира» (см.: Фома Аквинский. Комментарий к трактату Боэция «О Троице». М., 2015. С. 100–102).
Впрочем, насколько бы ни была очевидной несостоятельность отдельных постмодернистских идей и концепций, постоянные атаки на науку о религии, осуществляемые авторами-постмодернистами вроде Д. Дубьоссона и Д. Узланера, не должны оставаться без развернутого и аргументированного ответа. Если нам постоянно говорят о «наступающем кризисе религиоведения» – наступающем только из-за того, что некие теологи и философы [42] сочли неадекватным («идеологически ангажированным») понятие «религия», – то, вероятно, есть смысл показать, что кризис существует главным образом в псевдо- и околонаучных сочинениях этих самых теологов и философов. Исходя из этого, в настоящей книге я попытаюсь, если можно так выразиться, осуществить ревизию некоторых ревизионистов и деконструкцию отдельных деконструкторов – прежде всего в интересах религиоведения как научной дисциплины, которой оно (пока еще) является.
42
Как пишет Д. Узланер, «на идеологическое измерение научного изучения религии одними из первых обратили внимание те, кто либо изначально не был религиоведом, но затем пришел в эту дисциплину (например, из философии), либо те, кто представлял конкурирующие (например, теологию) или смежные (например, антропологию) с религиоведением дисциплины» (Узланер Д. Расколдовывание дискурса. С. 142–143). Как видно из этой цитаты, «идеологическое измерение научного изучения религии» обнаруживается и критикуется преимущественно не учеными, но теми, кто к науке не имеет вообще никакого
I. Карл Барт
Как должно быть ясно из сказанного в Предисловии, теологическая и постмодернистская критика научного религиоведения основывается главным образом на том постулате, что никакого такого явления, как «религия», в реальности не существует (по крайней мере, как универсального явления, за пределами (некоторых) западных стран), а объект религиоведения – это некая фикция, умышленно и произвольно сконструированная учеными-религиоведами. При этом сам постулат о несуществовании религии как универсального феномена доказывается в основном при помощи историко-филологических исследований, а именно анализа термина religio и производных от него [43] . В силу данного обстоятельства именно с этих историко-филологических штудий я и начну.
43
Необходимо отметить, впрочем, что некоторые авторы пытаются отрицать универсальность религиозных феноменов на основании этнографических и антропологических данных. Аргументы подобного типа я рассмотрю в четвертом разделе второй главы.
1. Пауль де Лагард: Противопоставление религии и веры
Идея о том, что «религия» (по крайней мере, «естественная» и христианская) является поздним «изобретением» и имеет весьма специфический характер, впервые была представлена на теоретическом уровне в работах швейцарского кальвинистского теолога Карла Барта (1886–1968). Однако еще раньше о чем-то подобном, хотя и в довольно своеобразном контексте, говорил филолог и политический писатель Пауль де Лагард (настоящее имя – Пауль Антон Беттихер, 1827–1891). Именно с цитаты из его «Немецких записок» Барт начинает собственное исследование исторических трансформаций понятия «религия».
Насколько я могу судить, творчество де Лагарда как таковое не оказало на Барта никакого влияния, поскольку в общем и целом они были полными противоположностями: де Лагард еще в юности покинул официальную Церковь (хотя и продолжал считать себя христианином); он не был теологом в строгом смысле слова (хотя и занимался в том числе критическим изданием библейских текстов); наконец, его общественно-политические убеждения были отмечены крайним национализмом и антисемитизмом (в то время как Барт относился к национализму любого толка более чем неприязненно).
Тем не менее в вопросе о происхождении «современного» понятия «религия» Барт счел нужным обратиться к тексту де Лагарда, приняв его в качестве своеобразных пролегоменов к своему исследованию. Основная идея де Лагарда, представленная в этом тексте, заключалась в противопоставлении «веры» и «религии». Он решительно заявлял, что католицизм уже умер (или по меньшей мере находится при смерти), а протестантизм утратил свою внутреннюю силу и пребывает в завершающей стадии разложения. Времена Реформации прошли, и то, что некогда вдохновляло Лютера (а именно принцип sola f de, оправдание исключительно верой), исчезло из религиозной практики почти полностью. Эти свои утверждения де Лагард постарался подкрепить рассуждением, которое и использовал в своей работе Барт. Позволю себе привести его целиком:
Того, кому эти взгляды покажутся странными, я прошу рассмотреть следующие факты. То, что понимали под словом religio римляне, нас в данном случае не интересует. В Средние же века «религиозным» назывался тот, кто вступил в некий орден, то есть принял монашеские обеты. Французских гугенотов, которые отличались высокой нравственностью, называли поэтому messieurs de la religion, монахами без обетов. В лютеранской Германии мы время от времени встречаем слово «религия» во введениях в конфессиональную догматику; современное его употребление входит в обиход у немцев лишь где-то после 1750 г., когда оно проникло [в Германию] из Англии и деистических литературных кругов (начало этому было положено работами лорда Эдварда Чербери, а завершение дано Толандом, Коллинзом и Тиндалом). Слово «религия» было введено как решительная противоположность слову «вера», столь значимому для лютеранской, реформистской и католической церквей, и главным здесь является деистическая критика общехристианской концепции откровения. Захотим ли мы теперь утверждать, что все еще пребываем в сфере Реформации? Наше промежуточное состояние, которое всегда с почтением высказывается о религиозных людях, ничего не желает знать о верующих [44] .
44
Lagarde P. de. Deutsche Schrifen. Goettingen, 1878. S. 17.
Возможно, именно здесь традиционная христианская проблематика отношения между разумом и откровением впервые была представлена в виде четкой оппозиции «религия – вера». И надо сказать, в чем-то де Лагард был прав. Действительно, деистам было трудно называть свою религию «верой» – хотя бы потому, что она основывалась на разуме («естественная религия»), а там, где есть знание, веры уже быть не может; поэтому Коллинз, например, предпочитал применительно к себе говорить не о «вере» (faith), но об «убеждении» (belief). Однако во всех прочих отношениях концепция де Лагарда является совершенно несостоятельной. Во-первых, ничто в текстах названных им деистов не указывает на то, что они вводили (хоть в Англии, хоть в Германии) термин «религия» в качестве «решительной противоположности» термину «вера». Например, для Чербери, в его знаменитом сочинении «De veritate», характерна оппозиция «истина – откровение» [45] , а вовсе не «религия – вера»: термин «религия» не был для него ключевым. Тиндал, хотя и часто употреблял этот термин, вообще не противопоставлял свою «религию природы» «религии откровения»: он предпочитал говорить об «отличиях без всякого различия» (distinctions without any diference) [46] , а противопоставление у него шло по линии «религия – суеверие» [47] . Толанд по крайней мере частично признавал христианское откровение [48] и, кроме того, говоря о христианстве, употреблял преимущественно термины «Евангелие» (Gospel) и собственно «христианство» (Christianity), а не «христианская религия» (Christian religion). В общем, ничто не свидетельствует о том, что деисты сознательно вынашивали и осуществляли планы, приписываемые им де Лагардом.
45
О чем свидетельствует уже само название его трактата: «De Veritate, prout distinguitur a revelatione, a verisimili, a pos sibili, et a falso», то есть «Об истине, как отличающейся от откровения, от правдоподобного, от возможного и от ложного».
46
Tindal M. Christianity as Old as the Creation. L., 1730. Р. 82.
47
Ibid. P. 232.
48
«Таким образом, Бог нашел уместным открыть нам в Писании некоторые удивительные вещи, такие как сотворение мира и последний суд, и много других удивительных истин, которые человек сам по себе не мог даже вообразить» (Toland J. Christianity not Mysterious. L., 1702. P. 41).