Наука побеждать
Шрифт:
Я со своими гренадерами как раз и оказался отрезан от артиллерии и даже стрелков Ефимова и вольтижёров Маржело. Мы петляли по переулкам, отбиваясь от мелких групп начавших уже потихоньку мародерствовать венгров и скрываясь от более крупных подразделений, занимавшихся поисками как раз таких вот отбившихся от основных сил солдат.
— Долго не пробегаем, — сказал мне Кмит. — Скоро наткнёмся на какой-нибудь взвод и нам конец.
— Было б нас побольше, — вздохнул прапорщик Фрезэр, — могли бы закрепиться в каком-нибудь доме…
— У нас на каждого
— Надо прорываться к своим, господин штабс-капитан, — тяжело дыша, произнёс фельдфебель Роговцев. — Пока ещё неразбериха царит.
— Верно, — кивнул я. — Времени отдыхать нет. Будем прорываться, не смотря на количество солдата врага. Идём по самым узким улочкам, где преимущество в количестве перестанет быть таковым. Вперёд!
Несмотря на усталость, я отдал команду: «Бегом марш»; надо было как можно скорее прорываться к своим. Первыми мы налетели на коричных венгров, занимавшихся выносом ценностей из богатого дома. Они были столь беспечны, что даже мушкеты составили в пирамиду, оставив лишь одного часового. Это был совсем ещё молодой парень, к чести его, скажу, он успел поднять тревогу, но мародёров это не спасло. Мы перекололи их штыками и тесаками, быстрее, чем они успели добраться до пирамиды, побросав награбленное.
— Кмит, осмотрите оружие врага, — коротко скомандовал я, очищая клинок палаша о форму убитого венгра. — Солдаты, собрать патроны. Поторопитесь!
— Это штуцера, — сказал Кмит, заглянувший в стволы нескольких ружей. — Отличные штуцера римского производства.
— Разобрать штуцера, — приказал я солдатам. — Роговцев, сколько у нас патронов на солдата?
— Штук по тридцать примерно, — ответил фельдфебель.
— Теперь можно побеседовать с латинянами нормально, — хищно усмехнулся Фрезэр.
— Вперёд! — скомандовал я. — Бегом!
Потом были ещё несколько стычек, мы уничтожили два взвода врага. Ещё один венгерский и один, кажется, из Гессен-Дармштадта, судя по тёмно-синим мундирам. На крупном перекрёстке пропустили разъезд прусских гусар. А потом наткнулись на серых солдат. Руководил ими не кто иной, как фон Ляйхе. Они расстреливали засевших в доме не наших, не то французов, этого было не понять — из окон торчали только мушкетные стволы.
— У немцев обычные мушкеты, — сказал мне Кмит. — Иначе не подошли бы к дому так близко.
— Предлагаешь пострелять по ним? — задумчиво спросил я. — Рискованно. Но иного выхода, похоже, нет.
— Взвод, — скомандовал я, — к бою. Бьём залпом. Кмит, командуй.
Мы вскинули ружья — я также временно забросил карабин за спину и вооружился штуцером — и по тихой команде «Пли!» дали залп по серым. Семь немцев рухнули, только фон Ляйхе, которому я всадил пулю в спину, всего лишь дёрнулся и повернул к нам свою жуткую маску с окулярами. Проклятье, будто бы сам Сатана на меня поглядел.
— Ружья бери! — скомандовал Кмит, и я, отдавшись привычным действиям, отмахнулся от дьявольского взгляда чёрного немца. — Целься! — Мы все вскинули приклады к плечу. — Пли! — Вместе со всеми жму на спусковой крючок.
Фон Ляйхе, единственный из немцев, не искал укрытия от перекрёстного огня. Теперь моя пуля угодила ему в грудь. Он снова лишь покачнулся. Крови на кожаном плаще пальто я не заметил. Ляйхе встряхнул руками — и в ладонях его, как и когда-то в Париже, у входа в магазин «Граф Ди», возникли два кинжала с широкими клинками. Он кинулся на нас.
— В рукопашную! — скомандовал я.
— В штыки его! — крикнул Кмит. — На штыки поднять, немчуру!
Я отбросил свой штуцер — девать его было, всё равно, некуда — и выхватил палаш. Немец оказался ловок, как кошка, и быстр, как сам чёрт. Он отбивал выпады штыков и палаша своими кинжалами, крутился, словно угорь, между нами, так что мы не успевали его достать. А между тем, к нам уже бежали с десяток серых немцев. Остальные плотным огнём не давали осаждённым в доме вырваться и прийти нам на помощь.
— Кмит! — крикнул я, на секунду отвлекаясь от схватки. — Я схвачусь с ним один на один. Не дайте серым помешать нам!
— Есть! — ответил подпоручик. — Солдаты, за мной!
— Geteiltes Leid ist halbes Leid? — проскрипел из-под маски фон Ляйхе, не препятствовавший моим людям. — Хочешь умереть смертью героя?
— Попробуй убить меня, герр труп, — ответил я в той же мрачно шутливой манере.
И перешли от слов к делу. Зазвенели клинки. Меня спасала только длина и вес шотландского палаша, немцу приходилось парировать его, подставляя под него сразу оба кинжала. Ляйхе был быстрее меня и чертовски лихо управлялся со своим оружием. Мне стоило огромных усилий, увёртываться от его искусных выпадов и держать дистанцию. Однако был в его мастерстве серьёзный изъян — фон Ляйхе совершенно не думал о защите, весь с головой уходя в нападение. Именно поэтому я сумел достать его — полоснул палашом по груди, распарывая кожаное плащ-пальто и чёрный мундир под ним. И снова ни капли крови. Из разрезов на теле посыпался мелкий рыжеватого цвета песок.
В ответ на это фон Ляйхе издал жутковатый скрипящий звук, который только при очень большой фантазии можно было принять за смех. Я замер на мгновение, ошарашенный этим зрелищем и звуком. И это едва не стоило мне жизни. Выпад левого кинжала я отбил корзиной гарды палаша, недаром же их зовут баскетсвордами, она защитила мою ладонь от клинка. А вот от правого пришлось защищаться предплечьем левой руки — клинок распорол мне мундир и руку, по пальцам обильно потекла кровь.
Ляйхе усилил напор, совершенно позабыв о защите. Я отбивал его молниеносные выпады — клинки кинжалов звенели о клинок палаша, высекая снопы искр. Я понимал, что долго в таком темпе не выдержу, особенно при такой кровопотере. Значит, надо сделать что-нибудь такое, чего противник не ждёт, что серьёзно повредит ему, позволит мне хотя бы перевести дыхание.