Наука побеждать
Шрифт:
— Не въезжаешь, офицер, — продолжал невысокий парень, явно верховодивший в этой шайке. — Этот солдатик наш.
— Пистоль не мацай! — рявкнул один из громил, сопровождавших невысокого.
— Я успею всадить тебе пулю в лоб раньше, чем ты шаг сделаешь, — спокойно сказал я.
Громила, похоже, был изрядно оконфужен тем фактом, что не понял и половины из сказанного мной. Это было написано у него на лице.
— Палить на станции, — усмехнулся невысокий. — Не станешь, офицер. Тут псы кругом, и все наши, прикормленные.
— Нападение
— Лады, — пошёл на попятный парень. — Забирай солдатика, но он нам звона стоил. Кто вернёт?
— Ты чего-то не понимаешь, — сказал ему я. — Сейчас мы с Жильцовым уходим.
— Эт ты не въезжаешь, офицер, — окрысился парень, став похож на зверька. — Я сейчас кликну своих лбов, и они из тя калеку сделают. Рядом со своим солдатиком сядешь.
— Вторую руку перешибём, — заржал как конь второй громила.
Я выхватил из кобуры пистолет и, без колебаний, всадил пулю ему в голову. Громила дёрнулся, покачнулся и осел на мостовую. Собравшаяся вокруг нас толпа зевак, раздалась в стороны с совокупным охом.
— И чё терь делать будешь? — по-крысиному оскалился коротышка. — Без пистоля?
Я спокойно вложил пистолет в кобуру и погладил корзину палаша.
— Прекратить безобразия! — прогремел зычный голос городового. Во главе небольшого отрядика из троих станционных стражей он прокладывал себе дорогу через толпу. Люди просто расступались перед ним. — Расходитесь! Разойтись! Нечего тут стоять!
Подойдя к нам, попутно практически разогнав толпу, он спросил, вроде бы ни к кому не обращаясь:
— Что тут твориться? Кто стрелял?
— Я стрелял, — ответил я. — Штабс-капитан Суворов, командир гренадерской роты Полоцкого пехотного полка. Нахожусь в отпуске.
— По какому поводу стреляли? — не дал сбить себя с толку и ошарашить званиями городовой.
— Эти трое, — я указал на невысокого и двух — живого и мёртвого — громил, — напали на меня, наверное, с целью грабежа.
— Федька! — крикнул на коротышку городовой. — Совсем страх потерял?! В арестантские роты захотел?!
— Да вы что, Иннокентий Феофилактович, — голос невысокого Федьки разительно изменился (и как он только выговаривал отчество городового?), — ничего такого. Они к нашему солдату прибодались, мы ему, того, объяснить хотели, что к чему. А они сразу за пистоль, сразу — бах! — и Копыту голову прошибли.
— Правильно сделал, — одобрил мои действия городовой. — Копыто твой, Федька, совсем с головою не дружил, вот и потерял её.
Он рассмеялся своей неказистой шутке. Федька поддержал его.
— В общем, иди отсюда, Федька, с глаз моих долой, — отсмеявшись, сказал ему городовой. — И Копыту забирай. Нечего ему тут валяться.
А когда уголовники покинули поле боя, городовой обратился ко мне:
— Забирайте своего солдата, господин штабс-капитан, и проваливайте как можно скорей.
— Для чего вы мне всё это говорите? — поинтересовался я у городового. — Могу вас уверить, что мне это совершенно неинтересно.
— Понимаю, господин штабс-капитан, — кивнул городовой. — А говорю вам всё это не для того, чтобы, Боже упаси, напугать вас. Нет. Я к тому, что они ни перед чем не остановятся. И на убийство пойдут.
— Я вполне могу за себя постоять, — ответил я.
— Ничуть не сомневаюсь в этом. Но, я вижу, у вас рука на перевязи, а солдат ваш и вовсе не боец уже. Трудненько вам будет совладать с Грачём и его бандой.
— На помощь полиции рассчитывать не стоит? — усмехнулся я.
— Ну, это как сказать, — пожал плечами городовой.
— Да никак, — отмахнулся я. — Жильцов, за мной!
Из-за происшествия на станции, на дилижанс я, конечно, опоздал. Поэтому, передав Жильцову часть своего нехитрого багажа, направился в первый же, более-менее приличный, трактир. Половой попытался было не пустить Жильцова, крича, что нищим в приличное заведение ходу нет.
— Это не нищий, — ответил я, — а заслуженный солдат и мой денщик. Вопросы?
— Знаем мы этого заслуженного, — буркнул половой, низко кланяясь мне. — Он тут гулять начинал.
Мне захотелось врезать ему по холёной физиономии, но опускаться до мордобоя, да ещё и на трезвую голову — mauvais ton. Мы с Жильцовым прошли через всё заведение к дальнему столу, сопровождаемые взглядами посетителей, по большей части, неприязненными, а то и откровенно презрительными.
— Ты когда в последний раз нормально ел? — спросил я у Жильцова, когда мы сели за стол.
— Не помню уж, — пожал плечами тот. Нищенские привычки снова взяли верх, сидел он, сильно сгорбившись и опустив глаза. — Давно.
— Человек! — щёлкнул я пальцами. — Человек!
Половой подошёл к нам с явной неохотой, но куда денешься — работа такая.
— Чего изволите-с?
— Еды простой, главное, побольше, — заказал я. — И пива. Некрепкого.
— Понял вас, — кивнул половой, делая вид, что записывает в свой блокнот.
— Ну, рассказывай, Жильцов, — сказал я, — как дошёл ты до жизни такой?
— Как списали меня с ваших денщиков, — начал он, — на дирижабле, значит, в Вильно доставили. Выдали, честь по чести, выходное жалование. А куда мне идти? Ни дома, ни семьи, един, как перст. Вот и покатился. Покуда деньги были — пил, гулял. Друзей завёл по всему Вильну. Как деньга кончилась, друзья пропали, почти все. За деньги тех, что остались — пил дальше. Уже по-чёрному. Потом оказалось, что я всем должен и много должен. И усадили меня эти друзья на паперти, христарадничать. Сказали, нынче время военное, солдат — в цене, много подавать станут.