Наука побеждать
Шрифт:
Первый штурм состоялся на следующее утро. Едва солнце осветило крыши окрестных домов, как в окулярах зрительных труб замелькали коричневые мундиры.
— Стрелки на позиции, — приказал я. — Ефимов, без приказа не стрелять. Кмит, Фрезэр, берите гренадеров и занимайте позиции по домам. Ваша цель — военные инженеры. Они придут, я уверен, попытаются растащить рогатки, расчистить дорогу кавалерии. Переколите их штыками, не считаясь с потерями.
— Стоит ли, — спросил у меня командир бывшей моей роты капитан Антоненко, — стоит ли так рисковать людьми, ради этих рогаток, штабс-капитан?
— Стоит, капитан, — поддержав официальный тон, ответил я, — очень даже стоит. Фронт атаки достаточно широк. Без рогаток,
Антоненко пожал плечами с видом «наше дело сказать, а там хоть трава не расти». Я же повернулся к своим стрелкам.
— Солдаты, — обратился я к ним, — вон там шагают венгерские стрелки. Они считают себя лучшими стрелками во всём мире. Даю целковый каждому, кто собьёт мадьяра с максимальной для ваших мушкетов дистанции.
— Есть! — с воодушевлением ответили мои бойцы.
— Стрелять без команды, — приказал я. И тут же загремели выстрелы.
Я приложил окуляр зрительной трубы к глазу, следя за успехами моих солдат. Коричневые венгры падали довольно редко, но всё же куда чаще, чем я даже мог надеяться. Выучка стрелков гренадерской роты превосходила выучку обычных мушкетёров во много раз.
— Молодцы, — ободряюще крикнул я солдатам, — будете так стрелять, весь взвод по целковому получит. Выискивайте синие мундиры, — продолжал я, — синих бить в первую очередь. За каждого синего по пятиалтынному накину.
Выстрелы зазвучали несколько реже. Стрелки приняли высматривать в коричневых рядах синие мундиры военных инженеров врага.
Несмотря на потери, противник медленно, но верно продвигался к рогаткам. Венгры ответного огня не вели. Похоже, коричневая масса солдат была нужна для того, чтобы телами прикрывать военных инженеров. Теперь всё зависит от Кмита с гренадерами, опоздает — и они успеют растащить или просто испортить рогатки, поспешит — только положит людей без толку, а враг своё дело всё равно сделает.
— Переходить к залповой стрельбе? — спросил поручик Ефимов.
— Рано, — покачал головой я. — Вот как только гренадеры Кмита выстрелят, так и мы следом.
— А у половины солдат мушкеты будут разряжены, — буркнул Ефимов. — Кому стрелять тогда? Промедленье тут, как говорят древние, смерти подобно.
— Мудрые люди во все времена говорили, — парировал я, — поспешишь — людей насмешишь. А смех у этого врага — скверный, свинцовый. — Я помедлил ещё несколько секунд и сказал: — Всему взводу по рублю с пятиалтынным. Тебе, Ефимов, пять — за отличную стрельбу. Прекратить стрельбу. Заряжай мушкеты. Командуй, Ефимов.
— Взвод, — воскликнул поручик, — стрельбу прекратить! Мушкеты заряжай!
Едва отзвенели последние шомпола, как гренадеры дали залп по врагу.
— Залпом! — крикнул я. — Не целясь!
— Пли! — скомандовал Ефимов.
Уши заложило от ружейного треска. Баррикаду затянуло пороховым дымом. А затем с той стороны донеслось родное «Ура!». Первое время, пока не рассеялся дым, мы узнавали только по звукам. Вот зазвенели клинки, раздались крики и команды на русском и разных диалектах немецкого, а также, кажется, на венгерском. Наконец, дым рассеялся, и мы увидели, как коричневых солдат теснят от баррикад. Они совершенно не ожидали атаки не только с фронта, но и с флангов, не сумели дать ответного залпа ни по нам, ни по гренадерам Кмита и теперь их, буквально, вырезали мои солдаты, прорываясь к военным инженерам. Те пытались отбиваться мушкетами и тесаками, однако не особенно успешно, куда им было до наших гренадер. Самые умные успели попрятаться за спины венгерских солдат и тем спасли себе жизни.
И вот враг отступил. Гренадеры Кмита отошли обратно к домам и вернулись на позиции. Когда он вернулся, в порванном, запятнанном кровью и порохом мундире, я обнял его за плечи и крикнул:
—
— Двоих убили, — ответил он, — тела мы вынесли. Ещё пятеро ранены, пара — тяжело.
— Убитых к священнику, — распорядился я. — Раненым — в лазарет. Тяжёлым — в госпиталь.
— Может оставить легкораненых на позициях? — спросил Кмит.
— Не надо, — покачал я. — Немчура вряд ли сегодня ещё сунется. Мы им славно всыпали, нескоро опомнятся. Так что о раненых лучше позаботиться, как следует.
Я знаю, что это письмо придёт к тебе, когда я, скорее всего, или буду лежать в сырой земле или, даст Бог, вернусь домой. Мой друг и командир, капитан Антоненко, недавно рассказал мне историю про своё письмо, написанное в сходных обстоятельствах, во время войны со шведами. Он прибыл домой раньше этого письма. Мы посмеялись над этой историей, и тогда я решил написать Вам это письмо.
Не смотря на героическую стойкость наших солдат, поддержку французов и умелые действия кавалерии, мы проиграли. Сначала нам удалось рассеять римские войска, обратить их в бегство, однако предательский удар пруссаков и рейнцев решил исход боя. Теперь мы вынуждены отступить к городу Труа, неподалёку от которого, и происходило сражение. На наше счастье, враг не спешит со штурмом, и мы успеваем укрепить его в достаточной мере. Сооружены три линии обороны и сейчас мы дерёмся с врагом на первой из них.
Немцы попытались растащить рогатки, которые должны защитить нас от кавалерии. И в некоторых местах им это удалось. Пионеры, приданные нам, настаивают на том, чтобы выставить новые рогатки этой ночью, но солдаты слишком устали и командиры отказали им. Мне, кажется, что это большая ошибка. Быть может, завтра нам придётся сражаться с вражеской кавалерией, а без рогаток это будет очень тяжело и приведёт к большим, потерям, которых можно было бы избежать. А у нас и без того каждый человек на счету.
Не смотря ни на что, мы будем драться завтра так, чтобы враг запомнил нас. Даже если мне суждено погибнуть, то знайте, дорогой отец, что я не посрамил высокого звания русского офицера.
За сим дозвольте откланяться, навеки Ваш покорный сын, поручик, командир 1-го взвода 3-й роты 3-го батальона Полоцкого пехотного полка, Пётр Большаков.
12 числа февраля месяца 18.. года.
— Сегодня кавалерией ударят, — уверенно сказал де Брасиль. — Даже у нас рогаток почти не осталось. Почти все растащили и порубили.
— Скорее всего, — не стал спорить я, — слишком долго они топчутся на нашей первой линии. Наверное, думали, что к третьему дню боёв уже из города нас выбьют.
— Нас выбьешь, — усмехнулся первый лейтенант. — Как же. Мы им уже надавали по рогам. И ещё надаём.
— Каждая атака стоит врагу нескольких десятков человек, — поддакнул ему суб-лейтенант Маржело. — И это только на нашем направлении.
— Нам они тоже стоят недёшево, — сказал Кмит. — В моём взводе очень большие потери. Легкораненых некогда в лазарет отправлять, а тяжёлых выписывают не долечившихся.
— Мы должны продержаться ещё несколько дней, — настойчиво произнёс Маржело. — Придёт Макдональд с Северной армией, придут Ожеро и Ланн. Маршалы не бросят своего императора.
— Прийти-то они придут, — согласился я, — вопрос только: когда? Доживём ли мы до этого момента.
— А это, по большому счёту, не так важно, первый лейтенант, — сказал мне де Брасиль. — Главное, чтобы город продержался. Только это имеет значение.