Наварин (Собрание сочинений)
Шрифт:
Ливен заулыбался:
– Пусть это вас не волнует, наш министр Несельроде считает, что вполне можно приискать способ закупать продовольствие прямо на островах!
Гейден вопросительно посмотрел на адмирала. Сенявин покачал головой, поднял на посла злые глаза:
– Острова греческие ныне дотла разорены многолетней войной, а потому, по личному знанию тамошних обстоятельств, могу сказать вам, что жители архипелажские, сами давно голодают, а потому никого и ничем они снабдить не смогут, какие бы вы им деньги не сулили.
– Как же тогда быть? – сразу сник князь.
– Следует спешно договориться с англичанами о снабжении нашей эскадры
После отъезда Ливена, Сенявин собрал к себе флагманов и командиров.
– Господа! – начал он своим тихим, но уверенным голосом. – Его императорским величеством соблаговолено отправить в Средиземное море отряд из состава вверенной мне эскадры для выполнения миротворческой миссии!
Затем командующий определил и состав отправляемого отряда.
– "Азов", "Гангут", "Иезекииль", "Невский", "Константин", "Елена", "Проворный", "Кастор"! – произносил он, медленно глядя в лица командиров, называемых им кораблей и фрегатов.
Есть! Есть! Есть!… – вскакивали со своих мест командиры-счастливцы: Лазарев и Авинов, Свинкин и Богданович, Еропкин 1-й и Еропкин 2-й… Капитаны, уходящих в Средиземное море судов, были опытнейшие из опытных! Командир "Иезекииля" Иосиф Свинкин имеет на своем счету тридцать морских кампаний! Этот старейший из капитанов воевал еще под началом Ушакова и молодого Сенявина. Двадцать восемь уничтоженных и захваченных неприятельских судов в его послужном списке! Командир "Гангута" Авинов еще волонтером участвовал в знаменитом Трафальгарском сражении, был в кругосветном плавании на шлюпе "Открытие". Командир "Александра Невского" Лука Богданович дрался вместе с Сенявиным при Афоне и Дарданеллах, отличился в 1812 году, командуя канонерскими лодками при взятии Митавы, а затем и при штурме Данцига…
– Начальником отряда с правами эскадренного командира высочайшим указом определен контр-адмирал Гейден! – продолжал тем же тоном Сенявин.
– Есть! – склонил, не вставая, голову младший флагман.
– С утра начинайте подготовку к отплытию! Прибыв на свои корабли и фрегаты, командиры тотчас объявили новость командам и начал готовиться к походу.
День подписания Лондонского трактата совпал с днем рождения Николая Первого. Обрадованный этим счастливым совпадением, князь Ливен писал в Петербург Несельроде, предполагая, что его письмо будет прочтено и императором: "С этого дня будет считаться возрождение христианского народа и его благославления придадут новый ореол годовщине, столь священной для нас". Суть Лондонского договора – это повтор Петербургского протокола 1826 года признавшим Грецию государством с собственными законами, но формально остающимся под верховной властью султана. В случае, если Порта отвергнет такое предложение, то соединенным эскадрам трех держав «предназначено наблюдать строгое крейсирование таким образом, чтобы силою воспрепятствовать всякому покушению выслать морем, как из турецких владений, так и из Египта какое-либо вспомоществление войсками или судами и припасами против греческих сил на море или мест, им занимаемых…»
Что касается императора Николая, то он считал действие соединенных эскадр неизбежной и полагал. Что и англичане, и французы на нее согласятся.
Отсылая письмо, князь Ливен рассчитывал на Владимира второго класса, но прижимистый на награды Николай Первый, прочитавши панегирик в свою честь, решил иначе:
– Хватит с него и Анны!
29 июля Ливен на маленьком колесном портовом пароходике прибыл к Сенявину на "Азов".
– Переговоры с турками возложены на российского, английского и французского послов в Константинополе, а переговоры с греками на союзных адмиралов! – первым делом сообщил посол Сенявину с Гейденом. Кроме этого он привез сообщение, что на основании заключенного трактата в Средиземном море уже крейсируют английская эскадра вице-адмирала Эдварда Кодрингтона и французская контр-адмирал де Риньи. Общий состав союзной эскадры установлен чрезвычайными послами в двенадцать линейных кораблей и столько же фрегатов.
– Кто планируется в главнокомандующие? – спросил Сенявин.
– Я, с ведома императора, предложил кандидатуру вице-адмирала Кодрингтона. Как и ожидалась, это польстило британскому кабинету, а с нас не убыло! Французы поартачились, но тоже вынуждены были согласиться!
– Вполне разумно! – согласился с Ливеном Сенявин. – Главное, чтобы выиграло дело!
– Прошу вас, Дмитрий Николаевич, поторопиться с отправкой эскадры графа Гейдена! – сказал, прощаясь с Сенявиным, Ливен.
– Мы и сами спешим, так что не волнуйтесь! – заверил его адмирал.
– О Кодрингтоне наслышан весьма! Хороший моряк и честный человек! Он, очевидно и возглавит союзные силы. Что касается де Риньи, то я не слышал о нем ничего! – сообщил после проводов посла, за вечернем чаем, Гейдену Сенявин. – Интересно было бы поглядеть как станут дружить англичане с французами после стольких лет войны между собой!
С верхней вахты доложили:
– На рейд заходит судно под Андреевским флагом!
– Кто же это может быть? – подивился Сенявин и поднялся на шканцы.
Взяв трубу, навел окуляры, прочитал славянскую вязь над кормовым подзором: "Кроткий".
А с "Кроткого" уже палили адмиральскую салютацию.
Шлюп "Кроткий" возвращался домой из трехлетнего кругосветного плавания. Побывав на Камчатке и Аляске, он спешил теперь в родные пределы.
– Шлюпку к спуску! – велел капитан – лейтенант Фердинанд Врангель.
Затем он обернулся к своему старшему офицеру Матюшкину:
– Пока я буду с докладом у адмирала, распорядись Федор о доставке свежей воды и закупке зелени!
– Не беспокойтесь! – кивнул лейтенант. – Все исполним в лучшем виде!
Врангель задержался у Сенявина на несколько часов. Адмиралу было интересно послушать подробности кругосветного вояжа.
– Завидую вам, молодым! – говорил он, на прощание Врангелю руку пожимая. – Был бы на пару десятков лет моложе, плюнул бы на все и тоже к берегам американским поплыл!
Командиру "Кроткого" он разрешил, не дожидаясь эскадры, возвращаться в Кронштадт самостоятельно. Понимал, как соскучились за годы странствий по дому и семьям.
А на следующий день Сенявин разразился разгромным приказом по эскадре. Поводом к нему послужило увиденное адмиралом на "Азове". Т офицеры били по лицам матросов. Среди замеченных Сенявиным оказались лейтенанты Нахимов, Кутыргин и Розерберг, которых командующий велел тут же арестовать на строе суток…
Когда-то еще в Чесменскую кампанию, матросы чуть не забили веслами упавшего за борт капитана Круза, который славился мордобойством. Тогда под занесенными над головой веслами Круз попросил прощения, обещал никогда более не трогать подчиненных, и был пощажен. Слово свое он сдержал и дослужившись до высоких адмиральских чинов не только не трогал матросов, а и строго взыскивал с тех, кто себе подобное позволял. Будущему герою Синопа и Севастополя для понимания этой истины хватило лишь сенявинского приказа. Придет время, и матросы будут боготворить Нахимова, а пока молодой лейтенант пытался во всем подражать своему кумиру Лазареву, который, к слову сказать, всегда отличался "чрезмерной строгостью" к нижним чинам…