Наваждение Люмаса
Шрифт:
Не мешать? Ну уж нет. Но и подпускать близко к себе этих странных уродцев — мужчин и детей — я не собираюсь. Я медленно пячусь подальше от них, но все четверо наступают. Вдруг я обо что-то спотыкаюсь — я было подумала, что это вывеска одного из магазинов, но, оказывается, это пачка газет и открыток. Я быстро нахожу равновесие и толкаю пачку им под ноги. Дети замечают стопку и перепрыгивают через нее. А вот мужчины, похоже, и вовсе не сообразили, что я такое сделала.
— Что бы ты там себе ни надумала, — говорит серый костюм, — этому конец. Так что давай. Пошевеливайся. Нам просто нужно пройти. Вот черт! Что это за хрень? Да прекрати же ты! Ну?! Ты только все испортишь. А ведь в этом нет ничего сложного, понимаешь?
Они хотят пробраться в мое сознание? Но как? Думай, Эриел, думай! Где же они сейчас? Ну, хорошо, сейчас они в тропосфере — как и я. Ну же, давай, придумай что-нибудь! Чтобы снова вернуться в себя реальную, я иду по дороге, которая сейчас лежит у меня за спиной, — до тех пор, пока не приду к туннелю. Значит, их нужно остановить прежде, чем они туда попадут. Возможно, это не самая правильная версия, но это лучшее, на что я способна.
Помоги мне, думаю я. Но ничего не происходит. Или все-таки происходит? На щебенке рядом со мной теперь лежит железный прут. Я наклоняюсь и поднимаю его.
— Кто вы такие? — спрашиваю я у них.
Они продолжают наступать, занимая почти всю ширину улицы.
— Мы всего лишь хотим получить книгу, — говорит серый.
— И надеемся, что вы нам в этом поможете, — говорит второй.
— Впрочем, если нет… Что ж, вообще-то нам не важно, каким образом эта книга попадет к нам. Затаиться, как сделали вы, в сознании своего друга и просто тихо наблюдать оттуда за происходящим вокруг — это только первый уровень. А вот когда наши ребятишки заберутся в мозг к вам, они просто порвут его на спагетти!
Первый ребенок поет первую строчку детской песенки про макароны.
— Отвалите от меня, — предупреждаю я. — Отвалите, мать вашу!
Я замахиваюсь железным прутом на мужика в сером костюме — того, что стоит ближе ко мне. Он не реагирует на мои телодвижения до тех пор, пока железяка с гулким звоном не опускается ему на голову — такое впечатление, будто он вовсе и не видит этого прута. Как бывает с газетными стойками в магазинах.
— Ах ты сучка! — говорит он мне, шатаясь и сжимая голову руками. И добавляет товарищу: — Мартин, у нее пушка.
— Ты ведь знаешь, что надо делать, — отвечает тот. — Можно покончить с ней прямо здесь и потом пойти в ее квартиру и забрать книгу. Она наверняка стоит себе преспокойно на полочке или где-нибудь вроде того.
Один из мальчиков ковыряется в носу и, по всей видимости, ждет, что же взрослые будут делать дальше. Второй, может совсем немного постарше, смотрит на меня.
— Когда я попаду в твой разум, — говорит он, — я пописаю на все твои воспоминания. А потом вывалю все остальные твои мысли через глазницы. И ты не сможешь мне помешать.
Я вижу себя в сумасшедшем доме, со слюной на подбородке. Так что там, говорите, с ней случилось? Ах, она сошла с ума. Сначала возомнила, что имеет способности к телепатии, а потом ни с того ни с сего ее мозг просто перестал работать. Превратился в спагетти — ну вот буквально в спагетти. Такая жалость. Она ведь писала диссертацию до того, как это произошло. И я никогда-никогда не смогу никому рассказать о том, что со мной случилось. У меня не будет памяти. Я останусь… Так, ладно. Теперь мне уже по-настоящему страшно.
Дисплей?
Наконец-то эта штуковина появляется. Все четверо — и мужчины и мальчики — выделены теперь красным цветом. Опасность. Ага, спасибо, я уже и сама догадалась. Узкая улочка у них за спиной почему-то выглядит на дисплее монохромной. Что-то новенькое.
Возможностей больше нет, — говорит голос женщины.
Как это — нет?
Все закрыто.
Хорошо. Тогда скажите мне, что делать. Какие варианты?
Вы можете выйти из тропосферы.
Я не хочу из нее выходить. Если я выйду, эти психи залезут мне в голову.
Возможностей больше нет.
Значит, все? Просто выходи и умирай?
Вы можете выбрать игру с карточкой Аполлона Сминфея.
Что?
Приближается опасность…
Дисплей знает, что говорит. Человек в черном костюме подходит ко мне с… А-а! О, черт! Я думала, здесь не бывает чувства боли. Ч-ч-черт. Боль как при месячных, только сейчас она в голове. Зубная боль мозга… Я падаю на колени. Ладно, говорю я дисплею. Я выбираю игру с карточкой Аполлона Сминфея. Немедленно. Сейчас же. О боже…
Глава пятнадцатая
Сколько прошло времени? Я не знаю. Но мужчины и двое ужасных мальчишек ни на шаг не продвинулись вперед, и теперь рядом со мной находится что-то (или кто-то?) еще. Я по-прежнему стою на коленях на черной щебенке и держусь руками за голову, изо всех сил сдавливая ее пальцами, чтобы прогнать боль. Я сильно ошибалась по поводу тропосферы, полагая, что здесь невозможно почувствовать боль. Оказалось, что боль здесь куда сильнее, чем мне доводилось испытать в реальной жизни. И она не просто сильная, но еще и самой ужасной формы, какую только можно себе вообразить: не острая, как при порезе ножом, или когда делают татуировку, или царапает кошка. В головной боли вообще мало приятного, но эта — худшая из всех, какие меня когда-нибудь терзали. Мозг словно выжимают, как мокрую посудную тряпку. Похоже, глаза закрыть не получается, хотя вообще-то меня мутит от мигающих неоновых ламп. И вообще, эти неоновые лампы начинают как-то распадаться на куски. И все вокруг тоже разваливается и превращается в какие-то серые телевизионные помехи: магазины, жилые дома, вся улица целиком. Тропосфера шипит и потрескивает, как будто ее транслируют не на той частоте.
Даже здешняя тишина стала для меня чересчур громкой — а теперь еще это шипение разрослось до невыносимого треска, будто бы горят сухие деревья в лесу, и двое в костюмах начинают говорить что-то вроде: «А это что еще за хрень?» — и мне хочется умереть, и как можно скорее — чтобы больше ничего этого не чувствовать. То, что стоит рядом со мной, одето в красную мантию и черные ботинки, но я вижу, что под мантией — животное: какой-то мышиный гибрид с мохнатыми серыми ногами. Я успеваю заметить лишь это — и тут его изображение начинает разваливаться, как и все остальное. Теперь я хочу только одного: чтобы это произошло как можно быстрее, чтобы все наконец выключилось и оставило меня в покое.