Наваждение

Престон Дуглас

Луна коснулась верхушек деревьев, плавно за них опустилась. В небе посветлело, а лунный свет окончательно утонул в буше. Тайна ночи окончилась; наступал день.

— Пока, старушка, — сказал Пендергаст луне.

Хелен, по-прежнему держа мужа за руку, встала: на троне, ведущей от кухни, появились комиссар и Уизли. С ними шел еще один человек — очень высокий, худой, с изможденным лицом. Глаза у него были желтые.

— Это Вильсон Ньяла, — сообщил Уизли, — ваш оруженосец.

Пендергасты поздоровались с ним за руку. Вчерашний бармен принес

с кухни большой чайник и стал наливать всем крепкий дымящийся напиток.

Пили быстро и молча.

Пендергаст поставил чашку.

— Уже светло, можно посмотреть место нападения.

Ньяла закинул на каждое плечо по винтовке, и они отправились по тропинке вдоль реки. У зарослей акации путь им преградила веревка, привязанная к деревянным колышкам. Пендергаст опустился на колени и стал разглядывать следы. В пыли около большой лужи крови, теперь уже высохшей и потрескавшейся, виднелись отпечатки огромных лап. Он восстановил для себя картину произошедшего: лев выскочил из зарослей, набросился на человека, сбил с ног и вцепился зубами. Следы рассказывали, как лев тащил в кусты истерзанную жертву, оставившую за собой кровавую полосу.

Пендергаст поднялся.

— Действовать будем так. Я иду в восьми футах за Джейсоном, держась чуть левее. Хелен идет в восьми футах за мной, но держась правее. Вильсон, вы шагаете прямо за нами. — Пендергаст оглянулся на супругу, и та ответила легким одобрительным кивком. — Когда настанет время, — продолжил он, — мы попросим передать нам винтовки. Держите их на предохранителе. С моей снимите ремень — не хочу зацепиться за кусты.

— А с моей — не снимать! — бросила Хелен.

Вильсон Ньяла кивнул.

Пендергаст протянул руку:

— Мою винтовку.

Вильсон передал ему оружие. Пендергаст переломил стволы, тщательно их осмотрел, зарядил два патрона «нитро экспресс» — величиной с немалую сигару — с мягконосыми пулями, закрыл, проверил предохранитель и вернул оружие носильщику.

Хелен проделала то же самое со своей винтовкой, зарядив ее фланцевыми патронами пятидесятого калибра.

— Довольно большое ружье для такой хрупкой женщины, — заметил Уокинг.

— Крупное оружие как-то солиднее, — ответила Хелен.

— Да, не хотел бы я гоняться за этим чертом, — продолжил Уокинг, — хоть с большой винтовкой, хоть с маленькой.

— Итак, всю дорогу держимся как договорились, — напомнил Пендергаст, переводя взгляд с Мфуни на Ньялу и обратно. — Ветер благоприятный. Никаких разговоров, общаемся только при помощи жестов. Фонари с собой не берем.

Напускная бодрость мигом испарилась; все молча ждали, когда подлесок осветят голубоватые рассветные сумерки. Потом Пендергаст сделал Мфуни знак идти.

Следопыт шагнул в буш, держа в руке копье и глядя на кровавые полосы, ведущие от реки через густые колючие кусты и заросли мопане вдоль Чителе — небольшого притока Луангвы.

Продвигались медленно, ориентируясь по пятнам крови на траве и листьях. Следопыт остановился и показал копьем на участок примятой травы,

где влажно блестели алые брызги крови. Здесь лев и начал терзать свою еще живую жертву.

Джейсон Мфуни, не говоря ни слова, нагнулся и что-то поднял: половину нижней челюсти с зубами, обглоданную и вылизанную. Пендергаст молча смотрел на находку. Мфуни положил челюсть и показал на проход в траве.

Все двинулись в зеленую гущу. Каждые двадцать футов Мфуни останавливался, прислушивался и нюхал воздух, искал на траве следы. Кровь из жертвы уже вытекла, и теперь путь указывали только отдельные капли и пятнышки.

Два раза следопыт показывал на примятую траву: здесь лев опускал добычу на землю, чтобы поудобнее ухватиться за нее зубами.

День быстро набирал силу, из-за верхушек деревьев светило солнце. Утро выдалось каким-то необычно тихим и настороженным, только насекомые непрерывно стрекотали.

Охотники прошли уже больше мили. Над горизонтом пылало солнце, пронизывая раскаленными лучами кусты, над которыми звенели тучи мух цеце. В воздухе повис густой запах травы и пыли. Наконец след вывел из зарослей на сухую площадку под развесистыми ветвями акации. Впереди, на фоне раскаленного неба, горным пиком высился одинокий термитник. В середине площадки лежало нечто красно-белое, полускрытое гудящей тучей мух.

Мфуни осторожно двинулся вперед, за ним — Пендергаст, Хелен и оруженосец. В молчании они стояли над тем, что осталось от немецкого фотографа. Лев разгрыз череп, съел лицо, мозг, большую часть торса и оставил ноги — белые, неповрежденные, чисто вылизанные, и полуоторванную руку, пальцы которой сжимали клок шерсти.

Мфуни нагнулся, выдернул из пальцев шерсть — при этом рука совершенно отделилась от обглоданного торса, — внимательно оглядел клок и протянул его Пендергасту. Шерсть была красного цвета. Пендергаст передал ее жене, которая не менее тщательно изучила клочок и вернула его Мфуни.

Следопыт медленно кружил по площадке, разглядывая следы на солончаковой корке. Приложив палец к губам, он указал на влеи — низину, из тех, что в сезон дождей превращаются в болото; теперь, в засушливый период, там стояла самая высокая трава — футов десять или двенадцать. В нескольких сотнях ярдов высилась густая роща акациевых деревьев; образованный их кронами шатер закрывал горизонт. Следопыт показал на примятую траву — след, оставленный львом. Затем Мфуни вернулся к остальным и с серьезным видом прошептал на ухо Пендергасту, указывая копьем:

— Он там. Отдыхает.

Пендергаст кивнул и посмотрел на Хелен. Она все еще была бледна, но совершенно спокойна; холодный взгляд выражал решимость.

Ньяла, оруженосец, явно нервничал.

— В чем дело? — тихо спросил Пендергаст, повернувшись к нему.

Тот кивнул в сторону высокой травы.

— Этот лев — хитрый. Сильно хитрый. Очень плохой место.

Пендергаст помедлил, перевел взгляд с оруженосца на следопыта, потом на заросли травы. Жестом велел следопыту двигаться.