Наваждение
Шрифт:
На Октябрьской она вышла. Прошла мимо Дома Профсоюзов к собору. Свернула налево. Спустилась по лестнице вниз – к мосту. Еще раз повернула налево – к переходу. Подождала вместе с собиравшейся толпой на светофоре. Миновала церковь. Остановку общественного транспорта. Ступеньки на второй этаж…
Ей вдруг стало казаться, что она – как Единая и Неслиянная Святая Троица, разделившись на ипостаси, все же остается, без сомнения, неким целым образованием. Ее тело, наделенное органами чувств, живет своей подсознательной жизнью, четко реагируя на внутреннее и внешнее пространство. Сознание, наблюдая за ним, меняет спонтанное мышление на медитативное – волевое, когда это необходимо, и снова возвращается к словомешалке, существуя как бы само в себе. Но главным в этом тройственном
Около часа она бродила по торговому центру – от отдела к отделу, от витрины к витрине. Передвигала какие-то блузки на плечиках, кофточки и ветровки. Примеряла шляпки перед зеркалом. Просматривала ценники, отмечая соответствие или несоответствие стоимости и внешнего вида вещей. Потом забрела в обувной отдел, где также немного похозяйничала, продолжая все также думать о странной встрече, отдавшись ностальгии и смакуя отдельные ее моменты. Раздвоение не прекращалось. Удивляло, что стала одновременно находиться и в себе, и во внешнем мире. Не так, как раньше: или – или. Сознание под четким руководством констатировало все. И это поначалу даже забавляло. Потом необычность психики стала восприниматься как должное. Появилась внутренняя уверенность, что просто вспомнила то, что умела раньше. Словно эта возможность проникновения в действительность на какое-то время просто была забыта. А вот сейчас все восстановилось. Пришло откровение, что такому нельзя научиться вдруг. Что-то в ней просыпалось – зарождался невероятный подъем в душе, от чего сердце начинало трепетать восторгом. И все – то новое, что происходило в ней, что приходило на смену первородному страху, одолевавшему от соприкосновения с другим человеком – все переворачивало прежнее представление о жизни. Фонтан чувств, вырвавшийся, наконец, на свободу, но еще не забивший в полную силу, тем не менее, до неузнаваемости изменил все вокруг.
Единственное, что омрачало существование – неопределенность будущей встречи. Сама же встреча казалась неизбежностью. Насте даже не приходило в голову, что ее может не быть.
11.
– Макс, ну… как все прошло? Как Юлька? – Руслан улыбался, довольный проделанной накануне работой – для друга же старался, – Уже, смотрю, слиняла с утра пораньше – подмываться домой полетела? – добавил.
Он был наполовину одет, и, судя по всему, только что умывался и чистил зубы – в руках держал полотенце.
– Руслик, отвали! – Максим сел, нащупав ногами сланцы, – Не хочу после этого даже разговаривать с тобой, – он посмотрел на улыбавшегося друга почти исподлобья, словно собирался, если тот скажет хотя бы слово, подняться и съездить ему по довольной физиономии.
– Да чего ты взъелся? – Руслан искренне удивился, – Спасибо бы сказал, – возмутился он, – Для тебя же, идиота, старался…
– Старался он… А ты меня спросил? – перебил Максим, – Мне это нужно?
– Ну… надо же было тебя как-то из твоих заморочек вытаскивать. Пока ты не свихнулся окончательно. Вот я и решил помочь…
– Помог уже, – опять не дал договорить Максим, – Спасибо… И отвали, я сказал. Не хочу с тобой больше разговаривать.
Руслан пробурчал что-то невразумительное и отвернулся. На этом разговор закончился. Максим взял полотенце, выдавил на щетку пасты и пошел в душевую. Минут десять стоял под теплыми струями, наслаждаясь их упругостью, будившей в нем утерянную от общения с товарищем радость. Ощущение недовольства начинало уходить. Но вот парадокс – оно частично стало трансформироваться в чувство вины: «Правда же, старался, – мелькнула мысль, – Сюрприз хотел сделать, а я не оценил… вернее, оценил, но совсем не так». Максим задумался. Стало жалко друга, решившего по своему разумению устроить его жизнь, порадовать, и попавшего под раздачу. «Вот она – разница интересов! – вспомнил одну из их недавних бесед, – Именно она делает из адекватных, казалось бы, людей совершенных придурков». Он закрыл кран и стал обтираться: «Надо извиниться. Нехорошо как-то». Но где-то в глубине сознания почувствовал несогласие с тем, о чем думал. Оказалось – умиротворения в душе, как не было, так и нет. Иллюзия покоя, возникшая под струями воды, ласкавшими кожу, исчезла почти сразу после поворота крана. «А за что извиняться? – словно бы сам по себе, возник вопрос. Чувство собственного достоинства, дремавшее до сих пор, снова взбунтовалось, – Без тебя тебя женили, – обидно прозвучал в ушах чей-то с издевкой голос, – Да. Поимели тебя, Максик. А, впрочем, ты особо и не сопротивлялся». До него вдруг дошло, что Руслана-то он клеймит за свою собственную слабость. «Тебя что – насиловали? – разозлился он, осознав, наконец, истинную причину своего недовольства, – Сам обделался, а валишь на других?»
Странно, но такой ход мыслей принес облегчение. Из душевой он уже выходил с твердым намерением извиниться перед другом.
– Руслик? – Максим вошел в комнату, вытирая по дороге волосы, – Ты… – возникло ощущение, что говорит в пустоту. Поднял голову. Точно – в комнате никого не оказалось.
Он быстро оделся, схватил рюкзак, замкнул дверь и, сбежав по ступеням вниз, вышел во двор общежития. Огляделся вокруг: Руслана – след простыл. «Обиделся все же… – мелькнула мысль, но вместо угрызений совести, всколыхнулась злость, – Ну, и черт с тобой!»
К машине все же сразу не пошел: подождал – а вдруг объявится. Когда завернул за угол, чтобы выйти к парковке, увидел соседей по блоку: Рыжего – Сашу Деменьтьева и Колю Битова. Они стояли рядом с его машиной и курили: обычно все вчетвером и ездили на занятия. За редким исключением.
– Привет, – Максим подошел и обменялся с ними рукопожатиями, – Ремеза не видели?
– Видели, – Саша посмотрел на него так, словно бы собирался спросить о чем-то. Но промолчал. Открыл заднюю дверь и стал щемить свои метр девяносто в салон.
– Вы что – поцапались? – спросил Коля, – Руслик на автобусе укатил. Сказал, что ему куда-то заехать еще надо. И сказал, что на первой паре его не будет.
Руслана не было ни на первой паре, ни на остальных. «С козой своей, наверно, – подумал Максим, садясь в машину, – Хоть бы не в общаге были, – в груди шевельнулось, – Ну вот, – констатировал с неудовольствием по поводу проснувшейся совести, – Опять права качать будем? Ну, а что – не коза? Двух слов связать не может».
Совесть его аргументов не оценила. Наоборот – обострила показатель параметра несоответствия. «Ну, и черт с ним! – подумал, – Как есть, так и есть».
Чутье его не подвело. Дверь была заперта изнутри.
– Макс, это ты? – раздался из-за двери голос Руслана.
– А ты кого ждал? – съязвил Максим.
– Подожди секунду – сейчас открою.
– Ты не один? Может, мне уйти?
– С чего ты решил? – в проеме показался Руслан, – Я же тебя всегда предупреждаю, если что.
– Да… я подумал… мы сегодня утром с тобой как-то так расстались. Ты меня извини, Руслик. Переклинило. Еще вчера, когда узнал, что ты с Юлькой заодно… ну… сам понимаешь… Вроде, как бы сюрприз, но как-то – без меня меня женили. Как в поговорке. Вроде, ты меня, как букетик… раз – и подарил девочке. Вот от этого и переклинило.
– Макс, мне и в голову не могло прийти такое. Если бы во мне хоть на мгновение промелькнуло сомнение? Да я бы ни за что… прости, братан.
– Да ладно. Проехали. Мир?
– Мир.
– А на занятиях чего не был? С Ленкой…
– Ну. Позвонила с утра. А ты как догадался?
– Да у меня с обонянием все в порядке, – засмеялся Максим, – У твоей козы – с чем, с чем, а вот с парфюмом – вкус на уровне… без обид, – добавил на всякий случай.
12.
Прошла еще неделя. Все еще держалось тепло. Только по ночам становилось прохладнее, и это соответственно накладывало отпечаток на утренние часы. Приходилось что-то накидывать на себя, выходя в город.