Наваждение
Шрифт:
– Я хочу посоветоваться с мистером Пейром. Вы могли бы это устроить, полковник?
– Безусловно, мэм. – И он приветственно приподнял бокал, глядя на нее.
– Я тоже, пожалуй, поеду с вами, – предложил Седрик, чувствуя себя виноватым за то, что прохлаждался в заведении мадам Фени в тот момент, когда Кэтрин выдерживала натиск этого алчного наглого соседа.
Была чарующая ночь, огромная яркая луна плыла в небесах, и Элиза допоздна засиделась у Кэтрин, болтая обо всем на свете. Покуривая сигареты, попивая коктейль из рома с холодным лимонадом, который пришлось отведать и ее подруге, Элиза чувствовала себя
– Расскажи мне об этом загадочном и грубом мистере Уокере. Мне кажется, это просто очаровательный мерзавец, – попросила она, раскинувшись в шезлонге так, что низко вырезанный лиф и накидка почти не скрывали ее грудей. В лунном сиянии в ее шевелюре то и дело вспыхивали золотистые искры.
– Он вовсе не очарователен. И он опасен.
– Ну и что же, я уверена, что хотела бы с ним познакомиться. Опасные мерзавцы могут быть превосходными любовниками, жестокими и неумолимыми, а это иногда забавляет. Он был небрит? С выпяченным, покрытым щетиной подбородком? Это восхитительно щекочет, особенно в самых нежных, чувствительных местах – затылок и плечи, к примеру. – Элиза совсем по-кошачьи потянулась в шезлонге и глянула на Кэтрин уклончивым кошачьим взглядом.
– Ты скучаешь по своему мужу? – По мнению Кэтрин, это могло быть единственной причиной таких фривольных рассуждений. – Я думала, что ты его ненавидишь.
Элиза машинально пригубила из своего бокала, а потом вышвырнула окурок одним ловким щелчком унизанных бриллиантами пальцев и развеяла рукой облачко дыма.
– Я ненавижу его, но это не значит, что я ненавижу всех остальных мужчин. Однажды вкусив этот плод, уже нельзя не пытаться вкусить его еще раз.
– Как это? – Кэтрин часто ставили в тупик отвлеченные замечания Элизы.
– Ты знаешь все об интимной жизни, как я понимаю?
– Да. По крайней мере, я так считаю, хотя и не имею опыта.
– Да уж наверное нет, мисс Энсон! – лукаво улыбнулась Элиза. – Ты еще нетронутая девочка! Но и я была такой же, когда обзавелась первым любовником.
– Раулем?
– Нет, конечно, глупая гусыня! Задолго до Рауля.
– А, понятно. – На самом деле Кэтрин снова ничего не поняла, но не хотела выглядеть наивной.
– Ничего ты не поняла. Откуда? Тебе не понять те порывы, что порою приводят женщину в объятия самых отъявленных негодяев или неподходящих людей. И как правило, эти неподходящие оказываются самыми лучшими. По крайней мере, со мною было именно так. Мой первый мужчина был абсолютно неподходящим.
– Ты можешь сказать хотя бы, кем он был?
– Нет. Ты ни за что мне не поверишь, даже если я и скажу. – В низком, охрипшем голосе Элизы прозвучало нечто странное, отчего по телу Кэтрин побежали мурашки.
– Я не буду уговаривать, – прошептала она.
– Как и я в отношении Адриена и того человека, Деклана Уокера. – Элиза уже опять улыбалась. – Ты сама не понимаешь, насколько ты красива, Кэтрин. Ты неотразимо очаровательна, поверь мне. В тебе есть тот тип женской холодности, который потащит наших мужчин к Дуэльным Дубам.
– Ты наверняка преувеличиваешь. – Кэтрин почувствовала, что краснеет и от этого разговора, и от бесстыдного дезабилье Элизы, развалившейся в шезлонге. – Я бы не хотела, чтобы мужчины дрались из-за меня.
– Ты бы не хотела? Честно? Да любая девица только и мечтает об этом – если она не монашенка. И кто же в
– Это сделало бы жизнь намного проще. – И в мозгу Кэтрин пронеслось видение одинокого шпиля церкви в Риллингтоне, такой далекой от этого сумасшедшего Нового Орлеана.
– И совершенно пустой. – Взгляд Элизы опустился на красно-бурую жидкость в бокале. – Мужчины! Все эти мышцы, вся мощь… обожаю их! – произнесла она в нос. – Нет ничего лучше, чем внушить кому-то обожание, неважно, мужчина это или нет. Ты понимаешь, о чем я толкую?
Кэтрин лишь покачала головой, надеясь, что Элиза кончит эту болтовню, и в то же время сильно желая, чтобы она договаривала все до конца. Она еще ни разу не говорила так откровенно, но по обрывкам предыдущих бесед могла прийти к выводу, что Элиза всякий раз ужасно возбуждается в присутствии противоположного пола. Даже ее брат, кажется, действует на нее точно так же, и она флиртует с ним, как и с остальными мужчинами.
Элиза неловко выбралась из шезлонга, подошла к Кэтрин и прижала к ее губам мягкий пальчик.
– Не волнуйся об этом, моя прелесть, не волнуйся ни о чем. Адриен – тот, кто может многое показать тебе. Только позволь ему. А если увидишь снова того чарующего незнакомца, покажи его мне. Я сгораю от любопытства. Доброй ночи. Приятных снов.
Но сны Кэтрин оказались далеки от покоя. Она металась в полусне, зарывшись в горячие подушки, то и дело пытаясь поправить кровать так, чтобы было удобнее. Но ничего не помогало: из памяти не шли слова Элизы о мужчинах и о любви. Она вскочила с пересохшим горлом, напилась воды, но едва вернулась в постель, ее снова окатила волна будоражащих воспоминаний.
Под покровом тьмы она попробовала ласкать свои груди, и от острого наслаждения, охватившего все ее тело и спустившегося в низ живота, у нее перехватило дыхание. Она представила себя в объятиях Адриена и его руки, прикасающиеся к самым интимным местам. Ее желание возросло, словно выпустили на свободу те ощущения, что смутно беспокоили ее последние часы. Она ворочалась в душной постели, стараясь добиться облегчения, пока не нашла способ заставить свое тело вздрогнуть от разрядки, поразившей ее новизной и силой ощущений. Бешено стучавшее сердце постепенно успокоилось, и она впала в тревожное забытье, в котором перед нею маячили два лица, то сливаясь в одно, то снова разъединяясь: Адриен Ладур и Деклан Уокер.
Проснулась она от голода и жажды. Горло пересохло и, казалось, горело огнем. Она не могла думать ни о чем, кроме Адриена, и была уже готова послать ему домой записку.
– Я надеюсь, что вы никуда нынче не пойдете, мисс, – обеспокоенно глядя на нее, заметила Филлис. – Ни на этот званый прием, ни еще куда. Вы выглядите совсем больной.
– Просто вчера я выпила немного больше, чем нужно. А в остальном я совершенно здорова. Есть что-нибудь от мистера Ладура?
– Нет, мисс.
Боль разочарования была непереносимой. «Возьми себя в руки! – одернула себя Кэтрин. – Ты ведешь себя как влюбленная дурочка».