Наваждение
Шрифт:
— Квентин! — словно очнувшись, когда взревел двигатель машины, крикнула Эвелин. Она схватила Дженнифер за руку и потащила сестру вниз по ступенькам. — Мы едем с вами.
— Нет, — не раздумывая ответил он. Он сам не знал, как долго сможет сохранять внешнее спокойствие. Его способность к самоконтролю сильно пострадала в боях с ночными кошмарами, с невидимыми драконами. Если ребенок Талберта… Он тут же постарался выбросить страшную мысль из головы. Если что-нибудь случится, разве ему хватит сил справиться с горем? Нет, если новости окажутся плохими, то лучше
— Мы едем, — повторила Эвелин не допускающим возражения тоном. — Мы ведь одна семья.
Семья. Какая ирония, что только теперь он осознал всю силу этого слова. Семья. Вдруг Квентин понял, как он заблуждался. У него нет никакого права отстранять Эвелин, чтобы защитить самого себя. Если с Конни что-то случится, Эвелин не сможет жить с сознанием того, что ее не было рядом.
— Садитесь, — глухо сказал он и распахнул дверцу.
Дженнифер села на заднее сиденье, а Эвелин быстро запрыгнула на переднее.
Квентин так резко сорвался с места, что колеса взвизгнули. Эвелин повернулась и положила руку на ладонь сестры.
— Все будет хорошо, — проговорила она, но Дженнифер молча плакала.
Квентин смотрел на дорогу, старательно обходя опасные повороты, но краем глаза все же следил за Эвелин.
— Не волнуйся, — сказала она тем тихим ласковым голосом, которым всегда говорила с Дженнифер. Квентин старался не слушать: этот голос проникал за его маску невозмутимой сдержанности. А эта маска была теперь ему так необходима. Она выручала его в самые тяжелые моменты жизни, помогала «не думать сердцем» и вызывала неизменное восхищение отца.
Но отца больше нет. И Талберта нет. Талберт, сердце которого всегда было открыто, который не пытался добиться одобрения отца при помощи масок… А теперь еще и ребенок Талберта…
— Все будет хорошо, я в этом уверена. — Голос Эвелин укутывал его, словно одеяло. Теплый и успокаивающий, он укрывал его от страха. Но на этот раз этот нежный голос предназначался не Дженнифер. Она не смотрела на сестру.
Она смотрела на него.
Присев на краешек стула, Эвелин с ненавистью смотрела в бежевую стену больничной приемной. Она ненавидела и ее, и эти удобные стулья. Зачем они испуганным страдающим людям, которые проводят здесь бесконечные часы ожидания? Ненавидела она и эти двойные двери, которые никак не открывались. И врача, потому что минута шла за минутой, а он все не выходил к ним. Эвелин встала и подошла к окну. Господи, как она ненавидит больницы.
Они пробыли здесь уже целый час, хотя им сразу же по приезде сказали, что у Конни врач и через пару минут он выйдет. Купер дважды ходил жаловаться и метал громы и молнии, до тех пор пока Квентин не послал его за кофе. Дженнифер свернулась в одном из кресел с промокшим носовым платком в руке.
А Квентин… Эвелин посмотрела на него. Он стоял на пороге приемной, опершись плечом о стену, и невидящим взглядом смотрел в глубь коридора. Эвелин не знала, какими словами можно описать его состояние. Он словно был не здесь, а где-то далеко.
— Мистер Блейн? — Свершилось
Дженнифер издала какой-то всхлипывающий звук, а Эвелин с огромным облегчением обняла сестру за плечи.
Лицо Квентина не дрогнуло. Если он и почувствовал облегчение, то никак не показал этого. Ни этого, ни своей тревоги. Он был где-то очень далеко.
— А кровотечение? — спросил он каким-то безжизненным голосом.
— Оно было несильным и теперь полностью остановлено. — Врач успокаивающе улыбнулся. — Такое иногда бывает на последней стадии беременности, но миссис Блейн очень испугалась. У нее по крайней мере семь месяцев беременности, так что с ребенком уже вряд ли что случится, даже если роды начнутся раньше. Но, конечно, лучше предотвратить это. — Он посмотрел на Квентина взглядом, в котором читалось: нам надо поговорить, как мужчина с мужчиной. — Мы звонили ее врачу, доктору Фергюсону. Он только что приехал, так что нужно немного подождать. Он решит, нужно ли положить ее в больницу.
— Положить в больницу? — Голос Эвелин звучал напряженно. — Но вы же сказали, что с ней все в порядке.
Доктор Тоссберг слегка коснулся ее руки. Хоть он и был молод, но умел успокоить.
— Это так. Но ей нужно оставаться в постели некоторое время и побольше отдыхать. И, разумеется, нельзя напрягаться. Возможно, доктор Фергюсон решит, что здесь она наверняка не нарушит постельного режима.
— А где она сейчас? — Эвелин ожидала, что данный вопрос задаст Квентин, но, похоже, он не собирался этого делать. — Можем мы увидеть ее?
— Только после того, как доктор Фергюсон закончит осмотр. Уже поздно. Может, вам лучше поехать домой и отдохнуть? Обещаю, ничего не случится.
К удивлению Эвелин, Квентин кивнул, словно счел эту мысль весьма разумной.
— Эвелин, найдите Купера, и он отвезет вас с Дженнифер домой. А я подожду здесь.
— Нет, — твердо ответила она. — Мы тоже подождем.
— Но в этом нет нужды, — вмешался доктор и улыбнулся Дженнифер. — К тому же эта девушка совсем выдохлась.
Дженнифер смутилась и заспорила.
— Я в порядке, — заверила она, но ее улыбка никого не убедила. У нее был затравленный взгляд, а лицо совсем посерело.
Хотя от жалости к сестре у Эвелин разрывалось сердце, она все же не хотела ехать домой.
Дело было в Квентине. Эвелин подозрительно посмотрела на него. В его выдержке было что-то неестественное. Если бы она не знала, как важен для него этот ребенок, то не беспокоилась бы. Но она знала.
Но что она могла сказать? «Я не могу уехать из-за Квентина»? Принимая во внимание его невозмутимый вид, это прозвучало бы глупо. Но в душе ей хотелось кричать. Его глаза из карих стали совсем черными. А рот превратился в тонкую линию.