Навеки Элис
Шрифт:
— С мамой все было в полном порядке. Отец всегда пил. Он был тихий человек, но к старости стал непредсказуем, с ним невозможно было разговаривать. Не думаю, что в последние годы он меня узнавал.
— Его водили на прием к неврологу?
— Нет. Я решила, что все это из-за алкоголизма.
— Когда, вы говорите, начались эти перемены?
— Когда ему было немного за пятьдесят.
— Он был мертвецки пьян каждый день. И умер от цирроза, а не от Альцгеймера, — вмешался Джон.
Элис и Стефани выдержали паузу, мысленно позволив ему думать так, как он хочет.
— У вас есть братья или
— Моя единственная сестра погибла в автокатастрофе вместе с мамой. Братьев у меня нет.
— Тети, дяди, кузены, бабушки, дедушки?
Элис выложила Стефани все, что знала о болезнях и обстоятельствах смерти своих родственников.
— Хорошо, если у вас нет вопросов, сейчас придет медсестра и возьмет у вас кровь на анализ. Результат будет готов через две недели.
Они ехали по Сторроу-драйв. Элис смотрела в окно — холодно, темно, хотя только полшестого, на набережной Чарлз-ривер ни души: никто не осмелился бросить вызов непогоде. Никаких признаков жизни. Джон выключил приемник. Ничто не отвлекало ее от мыслей о поврежденной ДНК и отмирающих тканях мозга.
— Ответ будет отрицательным, Эли.
— Ну и что? Отрицательный ответ не означает, что у меня этого нет.
— Формально нет, но тогда появляется множество вариантов.
— Например? Ты говорил с доктором Дэвисом. Он уже протестировал меня на все возможные виды деменции.
— Послушай, я считаю, что ты поторопилась обратиться к неврологу. Он рассмотрел набор твоих симптомов и увидел болезнь Альцгеймера. Но это его специальность, что еще он мог увидеть? Помнишь, в прошлом году ты ушибла колено? Если бы ты обратилась к хирургу-ортопеду, он бы увидел порванные связки или изношенность хрящей и захотел тебя оперировать. Он хирург, и хирургическое вмешательство для него — единственное решение. Ты же просто перестала бегать, принимала ибупрофен и через две недели прекрасно уже себя чувствовала. Я считаю, ты переутомилась, менопауза действует на твою нервную систему, и я думаю, у тебя депрессия. Мы справимся, Эли, нам просто надо говорить друг с другом.
С ним трудно было спорить. Маловероятно, что в ее возрасте может быть болезнь Альцгеймера. У нее менопауза, она переутомилась. И возможно, это депрессия. Вот почему она не стала бороться и смирилась с диагнозом. Это совсем на нее не похоже. Наверное, у нее стресс, переутомление, менопауза, упадок сил. Может быть, у нее и нет болезни Альцгеймера.
Среда:
7.00, принять утренние лекарства V
Закончить статью по психономике V
11.00, встреча с Дэном в моем офисе V
12.00, ланч-семинар, комната 700 V
15.00, встреча с консультантом по генетике (информация у Джона)
20.00, принять медикаменты
Когда они вошли в кабинет, Стефани сидела за столом, но на этот раз не улыбалась.
— Прежде чем мы обсудим результаты обследования, не хотите ли вы освежить в памяти нашу последнюю беседу? — поинтересовалась она.
— Нет, — ответила Элис.
— Вы по-прежнему хотите знать, каковы результаты?
— Да.
— Мне жаль, Элис, но ответ на мутацию PS1 — положительный.
Что ж, вот оно, абсолютное подтверждение, без всяких прикрас и экивоков. Пилюлю не подсластили. Ей придется подсесть на коктейли
— Как мы уже говорили, эта мутация имеет характер аутосомно-доминантного наследования, она связана с развитием болезни Альцгеймера, так что полученный результат соответствует диагнозу, который вам поставили до нашей встречи.
— Какой рейтинг доверия у вашей лаборатории? Что это за лаборатория? — спросил Джон.
— Это лаборатория диагностики «Афина», их позиция — девяносто девять процентов точности при диагностике такого рода мутаций.
— Джон, все верно, — сказала Элис.
Она уже могла смотреть на него. Его худое лицо, обычно жесткое и решительное, показалось ей вялым и каким-то чужим.
— Мне жаль, я знаю, вы оба надеялись найти доказательства, что диагноз неверен, — сказала Стефани.
— Как это отразится на наших детях? — спросила Элис.
— Да, это серьезный вопрос. Сколько им лет?
— От двадцати до тридцати.
— Стало быть, пока мы не можем распознать у них какие-либо симптомы. У каждого из них есть пятьдесят процентов вероятности наследовать эту мутацию. Можно провести пресимптоматические генетические тесты, но тут нужно многое взвесить. Захотят ли они жить с этой информацией? Как это повлияет на их жизнь? Что, если у одного из них положительный результат, а у другого — отрицательный? Как это скажется на их взаимоотношениях? Элис, им вообще известно о вашем диагнозе?
— Нет.
— Вам следует подумать о том, как рассказать им об этом в ближайшее время. Я знаю, это слишком серьезно, чтобы выложить все сразу. Тем более, как я понимаю, вы еще сами не привыкли к этой мысли. Но это прогрессирующая болезнь, вы можете откладывать разговор с детьми, но тогда, возможно, наступит момент, когда вы уже будете не в состоянии объяснить им все так, как сделали бы это сейчас. Или вы бы хотели, чтобы это сделал Джон?
— Нет, мы поговорим с ними, — сказала Элис.
— У кого-нибудь из ваших детей есть дети?
«Анна и Чарли».
— Пока нет, — ответила Элис.
— Если они планируют завести детей, эта информация будет иметь для них очень большое значение. Я собрала кое-какие данные, которые вы можете им передать, если захотите. И еще. Вот моя визитка и визитка терапевта, он специалист по работе с семьями, которые прошли через генетическое обследование. У вас есть ко мне еще какие-нибудь вопросы? Я постараюсь ответить.
— Нет, кажется, все.
— Мне жаль, что я не смогла предоставить вам результаты, на которые вы надеялись.
— Мне тоже.
Никто из них не проронил ни слова. Они сели в машину, Джон заплатил за парковку и вырулил на Сторроу-драйв. Уже вторую неделю дул промозглый ветер, и температура держалась ниже ноля. Непогода разогнала любителей пробежек по домам. Тренажер или ожидание — больше им ничего не остается. Элис терпеть не могла тренажеры. Она ждала, что Джон скажет хоть что-нибудь. Но он не проронил ни слова. Всю дорогу домой он плакал.