Навеки Элис
Шрифт:
Многие женщины были в креслах-каталках. Почти у всех — жиденькие седые волосы и провалившиеся глаза, увеличенные толстыми линзами очков, и все очень медленно пережевывали пищу. Никаких разговоров. Даже между Гарольдом и его женой. Единственные звуки, кроме тех, что сопровождают поглощение пищи, издавала одна женщина — она пела за едой. Ее будто заело на первой строке песни Бинга Кросби «By the Light of the Silvery Moon». Никто не протестовал и не аплодировал.
By the light of the silvery moon.— Как вы, должно быть, догадались, это наша столовая и комната для занятий. Пациенты здесь завтракают, обедают и ужинают в строго определенное время. Очень важно
— У них есть масса возможностей поддерживать тело и мозг в деятельном состоянии.
…of the silvery moon.— А родные и друзья всегда могут прийти к нам и разделить с ними досуг или пообедать.
Кроме Гарольда, по наблюдениям Элис, в комнате больше не было родственников. Ни мужей, ни жен, ни детей, ни внуков, ни друзей.
— Также у нас есть высококвалифицированные сотрудники, которые могут предоставить дополнительный уход любому из наших пациентов.
By the light of the silvery moon.— У вас есть пациенты младше шестидесяти лет?
— О нет, думаю, самому молодому семьдесят. Средний возраст — восемьдесят два, восемьдесят три. Больной Альцгеймером младше шестидесяти — большая редкость.
«Такой больной как раз сейчас стоит перед вами, леди».
By the light of the silvery moon.— Сколько все это стоит?
— Я могу предоставить вам полную информацию, но в январе содержание в специальном отделении для пациентов с болезнью Альцгеймера составляло двести восемьдесят пять долларов в день.
Элис произвела в уме грубый математический подсчет. Около ста тысяч долларов в год. Умножить эту сумму на пять, десять, двадцать лет.
— У вас есть еще какие-нибудь вопросы?
By the light…— Нет, спасибо.
Элис прошла за своим гидом обратно к запертым двустворчатым дверям и стала наблюдать, как та набирает код.
Ноль, семь, девять, один, девять, два, пять.
Это место не для нее.
Был очень редкий для Кембриджа день. Сказка, о которой мечтают жители Новой Англии и в которой из года в год разочаровываются, — солнечный весенний день, семьдесят градусов по Фаренгейту. Небо синее, как раскрашенное, плащ точно не понадобится. Такой день нельзя просиживать в офисе, особенно если у тебя болезнь Альцгеймера.
Она удалилась от парка на пару кварталов и, дрожа от радостного возбуждения, как школьница, сбежавшая с уроков, вошла в «Бен энд Джерриз».
— Мне тройную порцию арахисового в рожке, пожалуйста, — сказала она.
«Черт, я же на липиторе». [20]
Она разглядывала гигантский рожок, словно это была статуэтка «Оскара», потом оставила сдачу в кувшине «Мелочь для колледжа» и продолжила путь к Чарлз-ривер.
Много лет назад она перешла на замороженный йогурт, теоретически более здоровый продукт, и совсем забыла, каким может быть мороженое и какое удовольствие оно может доставить. Элис лизала его на ходу и думала о том, что видела в медицинском центре на Маунт-Оберн. Ей нужен план получше, без игр в настольные игры с Эвелин в центре по уходу и реабилитации. Джон не должен тратить целое состояние на то, чтобы поддерживать достойное существование женщины, которая перестала его узнавать и, что самое главное, которую перестал узнавать он. Элис не хотела
20
Липитор — препарат из группы статинов.
Она совершала ошибки и старалась их исправлять, но при этом отлично понимала, что ее IQ неизменно приближается к среднему уровню. Но люди со средним IQ не убивают себя. Ну, пожалуй, убивают, только причина не имеет отношения к IQ.
Несмотря на усиливающуюся потерю памяти, ее мозг все еще прекрасно справлялся с самыми разными задачами. Например, в эту самую минуту она ела мороженое, и ни одна капля не упала ей на руку и не стекла по рожку. Она не задумываясь применяла прием «лизни — поверни», который усвоила еще в детстве и который, вероятно, отложился в подсознании где-то рядом с навыками, как ездить на велосипеде или зашнуровывать ботинки. Элис сошла с тротуара и начала переходить дорогу, а ее мозг тем временем решал сложное математическое уравнение: как переместить тело на противоположную сторону улицы, не споткнуться и не попасть под машину. Она уловила сладкий запах нарциссов, порыв ветра донес до нее аромат карри из индийского ресторанчика за углом. Она лизала мороженое, смаковала вкус шоколада и арахисового масла, убеждаясь, что зоны мозга, отвечающие за наслаждение, отлично работают — те самые, которые необходимы, чтобы получать удовольствие от секса или бутылки хорошего вина.
Но наступит момент, когда она забудет, как есть мороженое, зашнуровывать ботинки и переходить улицу. В какой-то момент нейроны удовольствия будут уничтожены агрегированными амилоидами, и она больше не сможет радоваться жизни. В какой-то момент уже не будет никаких моментов.
Она бы предпочла, чтобы у нее был рак. Не моргнув глазом, она бы поменяла Альцгеймера на рак. Ей было стыдно, тем более что торг в этом случае был неуместен, но она все равно дала волю фантазии. Если бы у нее был рак, ей было бы с чем бороться. Есть хирургия, радиация, химиотерапия. С таким оружием у нее был бы шанс победить. Ее семья и гарвардское сообщество встали бы на ее сторону и сочли бы эту борьбу благородной. И даже если б она в итоге проиграла, то смогла бы в полном сознании посмотреть им в глаза и попрощаться, перед тем как покинуть этот мир.
Болезнь Альцгеймера — совсем другой зверь. Против него нет оружия. Принимать арисепт и наменду — все равно что стрелять из дырявого водяного пистолета по огню. Джон продолжал выяснять в клиниках, нет ли у них каких-то новых препаратов, но она сомневалась, что какие-то из них могут внести ощутимые перемены в ее жизнь, иначе он бы уже названивал доктору Дэвису и требовал, чтобы ей выписали что-то еще. Сейчас для всех, у кого болезнь Альцгеймера, будь то пациент медицинского центра на Маунт-Оберн или профессор психологии Гарвардского университета, исход один. Все мы сгорим. Никто не уцелеет.
Если облысевшая голова и бинты могут стать символом мужества и надежды, то ее ограниченный словарный запас и пропадающая память говорят о психической нестабильности и неизбежном слабоумии. Больные раком могут рассчитывать на поддержку своего окружения. Элис предстояло стать парией. Даже благожелательно настроенные и высокообразованные люди опасаются умственно отсталых и предпочитают держаться от них на расстоянии. Она не хотела стать тем, кого боятся и избегают.
У нее Альцгеймер. В борьбе с этой болезнью она может рассчитывать только на два малоэффективных препарата и не сможет поменять свою болезнь на какую-нибудь излечимую — это факты. Остается вопрос: чего же она хочет? Если доказано, что ЭКО приносит результаты, она хочет жить, чтобы подержать на руках ребенка Анны и понимать, что это ее внук. Она хочет увидеть Лидию в какой-нибудь достойной роли. Увидеть, как влюбится Том. Провести еще один творческий отпуск с Джоном. Прочитать все книги, какие только сможет, пока не разучилась читать.