Навеки твой
Шрифт:
При этой мысли Венецию бросило в дрожь.
– Венеция? – Голос у Грегора был теплый и озабоченный. Он наклонился, и глаза его потемнели, когда он взял ее руку в свои. – Вам холодно? Может, вернемся в гостиницу?
– Нет-нет! Мне не холодно. Я ни с того ни с сего вдруг вспомнила обо всей этой неразберихе.
Она посмотрела на его руку, такую большую и красивую. Она передавала в эти руки бесчисленное количество чашек с чаем, опиралась на одну из них, садясь в карету или выходя из нее, но не обращала внимания на то, как они выглядят.
Сейчас они вдруг показались ей
Такими привлекательными. Даже через перчатки oнa чувствовала тепло его кожи. Был бы их поцелуй сейчас таким же всепоглощающим, как предыдущий, теперь, когда она уже не такая усталая и подавленная, как вчера?
– Венеция?
Голос Грегора звучал богаче и глубже, чем когда-либо. От его мягкого тембра у Венеции словно покалывало кожу множеством крохотных иголочек. Она посмотрела Грегору в глаза. Надо сказать ему хоть, слово, чтобы разрушить чары и прогнать желание прильнуть к нему всем телом и почувствовать сладость еще одного поцелуя…
Руки у нее дрожали, колени подгибались. Господи, она не может не думать об этом! Она хотела, чтобы он снова поцеловал ее, жаждала ощутить вкус его губ, прикосновения его рук.
Глаза Грегора потемнели.
– Черт побери, не смотри на меня так!
– О чем ты?
Она прекрасно понимала о чем; она не могла скрыть ни своего возбуждения, ни своего любопытства.
– Не надо, Венеция. Я не привык отказываться от искушения, тем более что оно исходит от тебя.
С отчаянно бьющимся сердцем Венеция опустила глаза и уставилась на носки своих ботинок. Это безумие – искушать его, искушать его чувство, каким бы оно ни было. Она стояла так до тех пор, пока сердце, как ей казалось, не подступило к самому горлу.
А что, если она посмотрит Грегору прямо в глаза? Что, если обнимет его и поцелует так, как целовала прошлым вечером? Что, если это будет еще лучше?
Венеция крепко сжала кулаки, стараясь побороть желание броситься ему в объятия. Но это было бы опрометчиво и неблагоразумно. Их отношения с Грегором дороже самого пылкого поцелуя. Просто глупо подвергать их риску.
Твердя себе, что не следует смотреть на Грегора, она не удержалась и посмотрела.
Глаза их встретились. Из уст Грегора вырвался странный звук – не то смех, не то стон. Он обнял Венецию и крепко прижал к груди. Его дыхание было жарким, когда он пробормотал ей в самое ухо:
– Я тебя предостерегал. Теперь, любовь моя, расплачивайся.
Глава 9
Ах, малютки мои, мало кто скажет вам, чего на самом деле стоит то или иное. Цените людей, которые говорят вам правду, несмотря на то, нравится она вам или нет.
Сердце у Венеции колотилось как бешеное, она забыла обо всем на свете. Страсть бушевала в ней, возбуждая с той же силой, как утренняя скачка на лошади в парке, которая так увлекала ее и Грегора. Прикосновение к его горячим губам и крепкое объятие сильных мужских рук побуждали ее желать большего. Она застонала, все тело ее пылало, язык
Она испытывала острое наслаждение от того, как он обнимал ее, от того, как его ладони трогали и гладили ее тело, от того, что он поднял ее на руки и держал так, прижимая к себе. Венеция обеими руками провела по его спине, потом по бедрам и…
Грегор поставил Венецию на землю, взял ее запястья в свои ладони и отстранил от себя.
Они стояли, тяжело дыша; на холодном воздухе дыхание обоих, вырываясь изо рта, обращалось в пар. Стояли и смотрели друг на друга с удивлением и одновременно с неуверенностью.
Грегор покачал головой.
– Мы сошли сума. Оба, – проговорил он.
Щеки у Венеции вспыхнули, частые удары сердца отдавались в ушах. Пожалуй, не стоило начинать разговор о случившемся со слов «сошли с ума». О чем она только думала? Это же Грегор. Господи помилуй! Она ведь понимала – или должна была понимать, – чего ей может стоить слишком вольное обращение с ним, каковы могут быть последствия.
Донельзя смущенная, Венеция попыталась высвободить свои запястья, но Грегор их не отпускал.
– Успокойся, – посоветовал он, глядя ей в глаза. Венеция всем сердцем хотела убежать или сделать так, чтобы последних минут не существовало, чтобы они чудом исчезли.
Но это было невозможно. Что случилось, то случилось и останется между ними навсегда.
– Грегор, – прошептала она, – что нам делать?
Вопрос повис в воздухе.
Грегор не сводил с Венеции глаз – он не мог иначе, как не мог отпустить ее руки. Она стояла перед ним в своей мантилье, волосы ее растрепались и едва удерживались в свободном пучке, к плечу пристала соломинка, видимо, из конюшни. Губы припухли от его поцелуя и влажно блестели.
Все в ней пленяло, очаровывало его – и давно уже знакомое и милое, и нечто новое, неизвестное. Грегор отпустил запястья Венеции, но сплел ее пальцы со своими.
Ее ресницы затрепетали, прежде чем она решилась снова поднять на него взгляд. Никогда еще она не казалась Грегору такой соблазнительной.
Больше всего на свете Грегор сейчас хотел овладеть ею прямо здесь – повалить ее на землю, задрать юбки и удовлетворить ту страсть, которую он почувствовал в ее объятиях и увидел в ее глазах. Но это невозможно. Перед ним не обыденная, заурядная женщина, а Венеция. Он не мог бы причинить ей боль, хотя бы самую малую. Да, он знал без расспросов, что она будет рада их любовным ласкам… в конечном итоге.
Грегор нахмурился. В том-то и вся проблема. Венеция заслуживала большего, нежели «конечный итог». Он вовсе не волокита, но у него было немалое количество связей, которые заканчивались через несколько месяцев без всяких осложнений, так сказать, по-дружески. Все начиналось со страстного влечения, но вот он смотрит сейчас на Венецию с ее порозовевшим от холода носиком и сверкающими глазами и вынужден признать, что ни одна из пережитых ранее связей не обещала того, что обещает эта. В этой захолустной гостинице, среди снегов, появилось в его стародавней приятельнице нечто такое, что воспламеняет его чувства и будоражит воображение. Он жаждет продолжения, однако…