Наверху рушились города…
Шрифт:
– Это всё правда? – посмотрел на него Костик. – То, что вирус… люди одичали.
Старик несколько мгновений смотрел на него. Затем усмехнулся.
– Я очухался в «склифе». В скорой, – сказал он. – Меня даже не успели в палату довезти. Понятия не имею, что произошло и когда оно началось… Но я поначалу думал, что сошёл с ума. Да что там… скоро сам всё увидишь. Вот съездишь в город с Бандитом и всё узнаешь. Увидишь и пощупаешь, как говорится, своими глазами и руками.
– С Бандитом? – Костя потянулся к подносу с супом, но на полпути замер.
– Да это спецназовец.
Костя установил поднос на колени. Суп хорошо проскользнул внутрь. В этот раз порция была чуть больше, и доесть всю получилось с трудом.
– Какой сейчас день-то? – спросил Костик, опуская ложку в пустую тарелку.
– А тебе какая разница?! – Фёдорыч опустил книжку и посмотрел на подопечного, как на умалишённого. – Что среда, что воскресение, всё одно. Если ты конечно не верующий… Но даже если и верующий, то батюшку тебе придётся искать…
– Месяц какой? – перебил Костя. – Сколько я в отключке-то валялся?
– А-а-а! – протянул Фёдорыч. – Месяц нынче июнь. Число то ли двадцатое, то ли двадцать первое. А ты когда отключился-то?
– Вроде как шестнадцатого мая, – Костик вернул поднос на тумбочку. – По крайней мере, это последний день, который я помню.
– Прям как наш Пётр Валерьевич, – сказал старик. – Он в аварию из-за какого-то урода попал.
– А когда всё произошло? – Костик лёг на койку. Неудержимо начало клонить в сон. Это состояние даже начало раздражать. Понятно, что организму нужны силы и он таким образом восстанавливается, но всё же… хочется и пободрствовать.
– Никто точно не знает, – Фёдорыч поднял книжку. – Приблизительно между двадцатым и двадцать вторым мая. Меня двадцатого в подвале шандарахнуло трубой, а двадцать второго я выполз из скорой. Как-то так…
Со следующего дня начались тренировки. Так называл их Костик. Марина же называла их лечебной физкультурой.
В первый раз, когда Костик вышел на улицу, он чуть не задохнулся от природных ароматов, шибанувших в нос. Даже закашлялся.
– Ничего, ничего, – Марина держала его под руку. – Это твои лёгкие с непривычки после загрязнённого воздуха.
– Хорошо, – Костик посмотрел в её красивые, изумрудного цвета глаза. Хотел сказать, какие они восхитительные, да отчего-то застеснялся. Чтобы как-то отвлечься, обернулся на дом, откуда они только что вышли. Трёхэтажный особняк с бутафорскими башенками по периметру был отделан голубым мрамором. Большие окна гармонично смотрелись на фасаде. На каждом углу и в каждую сторону висело несколько камер, на крыше виднелся край спутниковой тарелки и дымоходная труба.
– Пойдём, – потянула Марина засмотревшегося на дом пациента. – Брошенной недвижимости теперь хоть отбавляй.
Вместе они ходили по гравийным дорожкам сада. Территория оказалась довольно внушительная. Костик раньше и не догадывался, что такое количество земли может принадлежать одному человеку.
Выходили они, как
После отдыхали на резной деревянной лавочке, которой и король не постеснялся бы заменить трон, шли вдоль длинной живой изгороди, постриженной в виде животных, но за прошедшее время слегка заросшей. Садовник сделал из кустов настоящий зоопарк. Был здесь прайд львов, жирафы, обнявшиеся шеями, пума играла с отпрыском, из водоёма выходил большой бегемот, в засаде сидел гепард, возле тропинки в стойке застыли суслики, сова пыталась схватить мышь, крокодил подкрадывался к антилопе, буйвол смотрел под ноги. Много животных было в той живой изгороди, большинство Костик даже не мог узнать. Каждый раз, когда они там проходили, он поражался мастерству садовника. Однажды поинтересовался у Марины, кому же мог принадлежать такой дом? Ведь тут садовник явно зарабатывал больше, чем большинство региональных бизнесменов мелкого и среднего пошиба.
– Пётр Валерьевич как-то обмолвился, что здесь дочь чья-то жила. Чиновника какого-то.
– Оно и видно, – буркнул Костя.
За аллеей с живой изгородью начинались узкие дорожки, проходившие сквозь море различных цветов. Запах в этой части парка стоял умопомрачительный, Марина каждый раз закатывала глаза и на несколько минут словно выпадала из жизни. Даже Костя, всегда относившийся к цветам с мужским равнодушием, при входе в этот райский уголок Серебряного Бора всегда несколько раз вдыхал глубоко-глубоко. За время отсутствия людей цветы, конечно, потеряли красоту, которой полагалось здесь быть. Появились сорняки, а в одном месте даже вырос большущий куст конопли.
Узкие дорожки в море цветов заканчивались возле ещё одной живой изгороди, на этот раз высокой и пышной, чтобы скрывать громадный забор из белого кирпича.
С самого начала у Костика не заладилось общение с Мариной. Он по-прежнему не мог оторвать взгляда от её глаз, отчего чувствовал себя неуютно. Видимо из-за этого он и не мог с ней толково поговорить. Стоило им начать беседу, как он, непроизвольно, хоть раз, но смотрел ей в глаза. И тут же зависал, как компьютер при перегреве процессора.
Перед ужином прогулка повторялась, но была короче. Возле пруда разворачивались и шли обратно. В подвале трёхэтажного дома находился полноценный спортзал с кучей тренажёров, беговой дорожкой, столом для пинг-понга и душевой кабиной.
Не изнуряющие занятия физкультурой и хорошее питание очень быстро поставили Костю на ноги. За это время он успел познакомиться со всеми жителями лагеря выживших, как люди называли дачу дочери чиновника.
Главным и непререкаемым авторитетом был Пётр Валерьевич. Он один из первых, кто вышел из комы. Причём на операционном столе. Но, видимо, хирургическое вмешательство успели закончить до часа Х. Уже после он встретился с Фёдорычем и Бандитом.