Наводнение (сборник)
Шрифт:
Неяркое февральское солнце сверкнуло сквозь легкие быстрые облака, и сразу все вокруг помягчело, подернулось дымкой. Исчезла витавшая в атмосфере напряженность, ожили, отбросив голубоватые тени, старые липы, закапало с крыш, и даже воробьи зачирикали весело и напористо.
Молодой санитар, приехавший с первой «скорой помощью», вышел из морга, остановился на крыльце и, подняв голову, зажмурился под солнечными лучами. Поискав глазами место поуютнее, он отошел к углу здания — туда, где солнечным лучам не мешали ветки лип. Закурив, парень оглянулся и вытащил из кармана черную жестяную банку пива.
— Чего это он? Надрался с утра? — сказал один из мужчин — маленький, невзрачный.
— Не похоже, — буркнул худой с большими белесыми глазами мужчина и кинулся к упавшему. За ним потянулись несколько любопытных.
Глаза у лежащего санитара закатились.
— Припадок, — сказал кто-то из толпы. — Наверное, эпилептик.
— Сам ты эпилептик, — пробормотал склонившийся над телом худощавый мужчина. Он был врач и хорошо знал, как выглядит смерть.
Прошло некоторое время, пока вызвали врачей из соседнего хирургического отделения. Пришли двое санитаров, из тех, с которыми работал умерший. Привычные к покойникам, они и тут не очень удивились: вытащили из стоявшей рядом «скорой» носилки и унесли товарища туда, куда носили всех остальных своих клиентов. Толпившихся у входа людей пригласили в ритуальный зал прощаться со своим усопшим.
Перед моргом опустело, и только через час приехали следователь районной прокуратуры Владимир Фризе и оперативная группа с Петровки, 38.
Погибшего звали Николаем Уткиным. Служил он в малом предприятии «Харон», не так давно организованном для доставки покойников в морги. Деньги в «Хароне» брали большие, но и справлялись с работой отменно. Без волокиты. Уткин исполнял обязанности санитара и шофера. Да и весь «подвижной состав» малого предприятия подбирался по принципу — прежде всего водитель, а потом уже санитар.
Судмедэксперт Шаров еще до вскрытия уверил Фризе, что причина смерти Уткина — отравление цианидом. Его предположение скоро подтвердилось. Недаром Шаров работал судмедэкспертом уже семнадцатый год.
Едва было произнесено слово «отравление», Фризе, успевший выяснить у свидетелей, что смерть наступила после того, как санитар выпил пиво, послал оперативника отыскать банку из-под пива, но тот вернулся ни с чем. Банки на месте смерти Уткина не оказалось. Несмотря на скептическую улыбку обиженного оперативника, Фризе сам дотошно прочесал всю территорию перед моргом, но банка словно сквозь землю провалилась.
Внутренне холодея оттого, что придется долго работать в таком малоприятном заведении, как морг, Владимир Петрович начал допрос свидетелей. Первым был напарник погибшего.
В крошечном кабинете было неуютно и промозгло. Фризе подумал о том, что создавать здесь уют, когда лишь стена отделяет хозяина этой комнаты от покойницкой, выглядело бы противоестественным. Но тут же ему полезли в голову примеры прямо противоположные, и, чтобы оборвать эту цепочку ассоциаций, он сказал сидевшему напротив свидетелю:
— Ну, что ж, рассказывайте.
— А что рассказывать-то? Что рассказывать?! — напористо, с каким-то даже скрытым вызовом откликнулся санитар. Звали его Аркадий Кирпичников. Неопрятный, съежившийся не то от холода, не то от прожитой жизни, он производил жалкое впечатление.
— Расскажите о том, как прошло ваше дежурство.
— А что дежурство-то? — все так же напористо отбрехивался Кирпичников. Видать, привык получать от окружающих одни только неприятности и постоянно находился в полной боевой готовности, чтобы отразить нападение.
— Аркадий Васильевич, не нервничайте, — миролюбиво призвал его Фризе. — Вы же с Уткиным не один год вместе проработали, дружили, наверное? Вот я и хотел узнать…
— А чего мне нервничать?! — по инерции брюзгливо отозвался санитар, но слова следователя его успокоили. Он глубоко вздохнул словно выпустил из легких воздух, мешавший ему сосредоточиться, и начал рассказывать.
Они с Уткиным заступили на дежурство вчера. Дежурство прошло спокойно — два выезда за вечер и ночь. И оба недалеко. С Большой Полянки привезли умершую от старости старушку и мужчину с Комсомольского проспекта. Последний выезд — в Переделкино. В семь утра. Коля Уткин не хотел ехать — за час не управиться, а в восемь у них кончалась смена. Но ехать было некому, да еще бригадир сказал, что обещали хороший магарыч.
— Сдержали обещание? — спросил Фризе. Спросил просто из любопытства.
— А–а! Пятихатку вдова сунула.
— Когда же вы вернулись из Переделкина?
— В половине девятого.
— И что произошло?
Кирпичников с недоумением посмотрел на следователя. Глаза его, белесые и пустые, неприятно отсвечивали.
— Что вы делали, вернувшись? — уточнил Фризе.
— Отнесли жмурика… Покойника, значит. Коля сказал, что пойдет сигарету на улице выкурит, а я пошел переодеваться. Выхожу из бытовки, мне и подносят плюху — Колюн дуба врезал.
— Закончив дежурство, вы пиво пили?
— Нет.
— А Уткин?
— И Уткин не пил. Мы ночью перекусили. Выпили по стакану водки.
— Когда вы закусывали?
— Около двух. Старушку привезли и закусили.
— Вот про закуску и поговорим подробнее.
Кирпичников рассказал, что на дежурство они всегда еду приносят из дома. Во время еды обязательно выпивают бутылку водки.
— А как же?! — санитар со значением кивнул головой в сторону двери. — Служба такая.
Больше бутылки «коллеги» никогда не пили. Такой порядок установили по предложению Уткина и никогда его не нарушали. А что до водки, то она имелась всегда в избытке. Чаще всего подносили родственники умерших. Иногда скапливалось по нескольку десятков бутылок. Тогда санитары уносили водку домой. Кирпичников попытался рассказать, как поступали с водкой дома, но Фризе прервал его:
— А вот экспертиза показала, что ваш друг Уткин перед смертью пива все-таки выпил! Где он его мог взять?