Наводнение (сборник)
Шрифт:
— У вас еще вопросы? — поинтересовался Чердынцев. Он достал из кармана куртки часы с браслетом и мельком взглянул на циферблат, надевая их на руку.
— Вопросов нет, а банки с пивом придется изъять на исследование. Вы уж извините.
— Извините?! — впервые за весь разговор в голосе Михаила Ульяновича послышалось живое человеческое чувство — раздражение. — Пиво-то денег стоит. А вы одним махом кучу денег из кармана вынимаете.
— Из кармана вы сами вынули, когда пиво покупали, — миролюбиво сказал Фризе. — Да не беспокойтесь, мы все банки откупоривать
Но Чердынцев так расстроился, что даже не заметил иронии.
— Расписку напишете?
— Конечно. Сейчас найду понятых и все оформим.
Отправляясь на розыск понятых, Фризе заглянул в комнату заведующего, предупредить Кирпичникова, чтобы ждал, но санитара в комнате не оказалось. Не было его и около морга. И никто не смог сказать, куда он подевался.
После того, как в присутствии понятых Фризе оформил изъятие на анализ шести банок пива «Туборг», он взял у заведующего домашний телефон Кирпичникова и набрал номер.
— Але, — откликнулся детский голос, но тут же трубку взяла женщина и сердито спросила:
— Кого надо?
— Аркадия.
— Кто его спрашивает?
— Товарищ.
— Не приходил с работы, — сердито отрезала женщина и бросила трубку.
— С какой-нибудь длинноногой завихрился, — прокомментировал заведующий. — Они ребята вольные и при деньгах.
— Что значит «вольные»?
— А то и значит! Сутки отдежурил и трое — гуляй. Никакая жена не проконтролирует, если деньжата в кармане водятся, да колеса в наличии.
— У Кирпичникова есть машина? — перебил Фризе велеречивого собеседника.
— Есть. «Жигули».
Фризе сразу вспомнил испитое невыразительное лицо санитара.
— Как же он ездит? Он ведь с напарником на каждом дежурстве водку пьет! И помногу.
Заведующий нахмурился и стал похож на обиженного боксера:
— Про дежурства у меня сведений нет, а клиенты не жалуются. Я имею в виду родных и близких, — тут же поправился он. Потом секунду помолчал, поиграл брелоками и улыбнулся доброй улыбкой: — Вы разве не знаете, товарищ следователь, сколько пьяных за руль садится?!
— Номер его машины помните? — на всякий случай спросил Фризе.
— Помню. Двадцать два двенадцать. В «Иллюзионе» однажды кинокомедия под таким названием шла. «Машина 22–12». Не смотрели? Очень старая.
— И не слышал. Буквы на номере не помните?
— Буквы не помню. А цвет — красный.
«Ну, что ж, — подумал Фризе, — можно и покинуть эту гнусную обитель смерти».
Несколько раз в течение дня Фризе звонил домой Кирпичникову, но Аркадий Васильевич так и не появлялся. Мать, — следователь выяснил, что женщина, каждый раз снимавшая трубку, мать санитара, — то ли понятия не имела, где обретается ее сын, то ли не хотела говорить. «Да кто его знает, где он?! — меланхолично твердила она. — Небось, на работе».
Не появился Кирпичников дома и вечером. Фризе не мог себе простить, что так ошибся в парне. С первого взгляда санитар показался ему недалеким пьянчужкой, затюканным жизнью парией, а он — владелец «Жигулей», денежный, весьма состоятельный человек. И следователя не побоялся ослушаться ради какой-то — если верить заведующему моргом — длинноногой прелестницы.
ВЫСТРЕЛ ДУПЛЕТОМ
Алина Максимовна, как только открыла дверь, сразу почувствовала, что в доме не все в порядке: обычно, когда она входила с мороза в прихожую, ее захлестывала волна теплого, еще хранящего аромат любимых «мажи» воздуха, и от этого делалось на душе легко и спокойно. А сейчас в лицо ей ударил ледяной сквозняк. И едва ощутимый запах дешевых сигарет.
«Боже, что случилось?! — с тревогой подумала Алина Максимовна и в нерешительности остановилась на пороге. — Неужели воры?»
Первым побуждением было желание броситься в дом посмотреть — что они там натворили? Но она удержалась. Чутко прислушалась, затаив дыхание. В доме стояла тишина. Лишь в кухне неразборчиво бубнило радио.
Маврина не была трусихой — только осторожной и, как большинство неглупых женщин, расчетливой. И эта расчетливость подсказала ей — если, разбив окно, залезли воры, они могут быть еще в доме. Алина Максимовна осторожно отступила назад, стараясь не допустить щелчка, повернула ключ в замке и бегом побежала к калитке.
Через полчаса дачу осматривал наряд милиции.
— Что же вы, хозяюшка, сигнализацию не включили? — попенял Мавриной молодой худенький капитан, осматривая распахнутое настежь окно в «гостевой» комнате. Воры просто выдавили стекло и открыли шпингалеты. Ветер уже успел нанести на синий вьетнамский ковер снежные холмики. Алина Максимовна промолчала, ей и в голову не пришло думать в такой день о сигнализации. Капитан понял неуместность своего вопроса и сказал:
— Извините.
Осмотр он провел быстро и толково — снял отпечатки следов на паркете, нашел два чинарика от «Примы». Один — на кухне, другой — на снегу, перед окном. Алину Максимовну он попросил внимательно осмотреть дом и постараться установить, что пропало. Но посмотрев, как она собирает в спальне вываленное из шкафа на пол белье и платья, махнул рукой:
— Вы, хозяюшка, не торопитесь. Утро вечера мудренее — мы уйдем, а вы завтра утречком не спеша все проверите. И принесете нам список пропавшего, со всеми приметами.
Алина Максимовна улыбнулась. Эта «хозяюшка», да и вся манера говорить — участливо–снисходительно — явно были с «чужого плеча» и никак не соответствовали всему облику капитана, скорее похожего на пианиста, чем на милиционера из пригородного отделения.
Единственное, что смогла определить Маврина сразу, — это пропажа нескольких бутылок водки из холодильника. Французский коньяк и виски в баре, в кабинете покойного мужа, стояли нетронутыми.
— Алкоголик, — вынес приговор один из милиционеров. — Ради выпивки и старался. В прошлом месяце на дачу к Шестинскому забрался мужик — три дня прожил. Пока всю водку не выпил и припасы не подъел.