Наводнение (сборник)
Шрифт:
В просторном холодном сарае, приспособленном под курятник, гуляли сквозняки. Лампы дневного света, неумело подвешенные под дырявым потолком, только усиливали впечатление неустроенности. Штук пятьдесят пестро–коричневых кур стремительно бросились к хозяину, едва он переступил порог курятника. Казалось, еще мгновение — и они расклюют его на мелкие кусочки. Фризе невольно задал себе вопрос: а если бы сегодня в магазине не оказалось комбикорма? Впрочем, не только этот вопрос возник у него при первом взгляде на хозяйство Германа Степановича. Душа Владимира, привычная к чистоте и порядку, возмутилась,
— И как с яйценоскостью? — хмуро спросил Ерохин, блеснув знанием специальной терминологии.
— С яйценоскостью? — переспросил Огородников, задумчиво глядя на пеструшек. — Да, знаете, что-то не сильно. Не сильно! Правда, вчера три яйца взял. А сегодня еще не смотрел. Мне сосед говорил, поэт Ермоленко, надо речного песку им в корм подсыпать. Для скорлупы. Да все не соберусь съездить — роман держит.
Фризе нестерпимо захотелось дать этому бауэру хорошего пинка. Но это было бы грубым нарушением всех процессуальных норм. Поэтому он решил приступить к делу, ради которого они примчались в Переделкино.
— Герман Степанович, отчего ваш кокер–спаниель сдох?
От неожиданности Огородников уронил алюминиевую миску с кормом и напуганные куры с диким квохтаньем разлетелись по сторонам. Потом он деловито потер ладонь о ладонь, стряхивая остатки корма, и спросил с вызовом:
— Вы что, расследуете смерть моей собаки?
— Я думаю, если мы с майором хорошо поищем, то найдем на вашем участке место, где вы ее похоронили. Эксперты выяснят, что сдохла она от яда из группы цианидов. От того же яда, которым отравили санитара Уткина.
Огородников нахмурился. Несколько секунд стоял молча. Наверное, ситуация, которую он прокрутил в своем мозгу, не показалась ему безысходной. Он усмехнулся и сказал:
— Поговорим в доме. — Писатель даже не убрал раскрытый мешок и куры с остервенением набросились на корм, воюя за место под солнцем.
В доме было уютно и тепло. Несметное количество пестрых книжек в мягких обложках — покетбукс детективных серий на английском — и грузных отечественных приключенческих библиотек в ледериновых корочках стояли на простеньких книжных полках до самого потолка. Фризе хотелось спросить, читает ли Огородников на английском, но разговор мог надолго уйти в сторону от сути.
— На юбилее Борисов подарил Алеше Маврину много хорошего баночного пива, — сказал Огородников, когда они сели в кресла. — Подарил тайком от Алины. Она запретила старику пиво, стерва. Я видел, как Борисов это пиво на веранде под газеты прятал. Потом я вышел на веранду, а там Лис — поэт я вам уже рассказывал, пиво из банки хлещет. Думаю, ему можно, а мне нельзя! Взял незаметно несколько банок и положил в карман дубленки. Решил: выпью за здоровье юбиляра дома.
— Сколько банок вы взяли?
— Четыре, — буркнул Огородников и отвел взгляд.
— Герман Степанович, вы ничего не напутали? Все произошло именно в такой последовательности?
Ерохин даже подался к Огородникову, с нетерпением ожидая ответа, а Герман Степанович отрешенно смотрел в окно на застывшие кусты сирени. Пауза затягивалась. Наконец, писатель сказал:
— Сильно дернувши я был на юбилее. А как выпью, могу и наглупить. Я, я первым взял это чертово пиво! Потом уже увидел как Лис к банке присосался. Да он от меня и не прятался.
— На прошлом допросе вы сказали, что Лис поднимался на второй этаж.
— Поднимался.
— До того, как вы взяли пиво или после?
— После.
Фризе и Ерохин переглянулись. На допросе Лис показал, что пиво пил перед застольем.
— У вас, майор, есть вопросы к Герману Степановичу? — спросил Фризе.
— Да. Всего один. Лис пришел к Мавриным с портфелем или с «дипломатом»?
— Откуда же я знаю?! — рассердился писатель и оторвавшись, наконец, от унылого пейзажа за окном, посмотрел на Ерохина. — Хотя, нет, знаю! У него была большая черная сумка! Очень модная. С лейблом «Монтана».
— Хорошо, очень хорошо, — прошептал Фризе, как ему показалось одними губами. Но Огородников услышал.
— Что хорошо?
— Хорошо, что вы живы. Не то остался бы роман незаконченным. — Фризе улыбнулся. — Что же произошло потом?
— Как я дотащился до дома — не помню. Дверь открыл, снял дубленку в передней. То ли она с вешалки упала, то ли я просто бросил се на пол. Когда на следующий день проснулся…
— В котором часу вы проснулись?
— В три, — вздохнул Огородников. — Проснулся, вышел в прихожую, а там мой Рокки на полу лежит рядом с дубленкой. Уже окоченел. И чертова пивная банка тут же. И пиво из нее сочится — все пузырьками. Рокки, наверное, лизал. Я схватил банку, понюхал — миндалем пахнет. Циан! Мы же с вами знаем, что это за яд! Он замолчал и долго сидел в безмолвии. Резкие черты его застыли, и только брови двигались вверх–вниз.
Фризе и Ерохин молча ждали, когда хозяин снова заговорит.
— В это время мне позвонили, что классик умер, — нарушил молчание Огородников.
— Кто позвонил? — спросил майор.
— Жена. Она у меня в городе живет. На дух дачу не переносит.
«Еще бы, — подумал Фризе. — Ты бы ее приспособил за несушками ходить».
— А жене Маврина сообщила. Можете себе представить — стою над мертвым псом и банки тут же. А пиво-то Алеше предназначалось. Мог у меня возникнуть вопрос, отчего Маврин умер? Я собаку закопал вместе с пивом. Со всеми четырьмя банками, а у самого озноб не проходит. Ведь вчера не успел выпить пивка потому, что в стельку был пьян! А днем уж точно опохмелился бы! Логично?
— Логично, — поддержал Огородникова майор. Похоже, его неприязнь к Герману Степановичу, так ясно читавшаяся на лице во время посещения птичьего двора, прошла. Уступила место живейшему интересу и сочувствию.
— Поэтому я и к прокурору поехал, и к вам, Владимир, напросился. Я ведь вам открытым текстом выложил, кто был заинтересован в смерти Маврина, кто хотел скрыть донос. А вы уперлись в свою версию и ни на шаг в сторону! Эксперты ведь тоже ошибаются!
— Маврин умер своей смертью, — сказал Фризе. — Но отравленное пиво предназначалось ему. Один из санитаров, приехавших за его телом, прихватил банку «Туборга», стоявшую на столике, рядом с креслом, в котором умер Маврин.