Наводнение (сборник)
Шрифт:
— Григорий Иванович, а сейчас сколько времени?
— Сейчас? — старик бросил взгляд в зеркало, но потом повернулся к часам.
— Одиннадцать двадцать.
— А в зеркале, в зеркале, — попросил Корнилов.
Старик недоверчиво посмотрел на Корнилова, потом скосился на зеркало.
— Двенадцать сорок, — на лице его отразилась мучительная работа мысли, рот приоткрылся еще больше. — Вы думаете, — сказал он, — что я...
Игорь Васильевич молчал, внимательно наблюдая за Казаковым.
—
— Я сказал «без двадцати двенадцать», а было двенадцать двадцать. Ну конечно.
— Нападение на кассира совершено в двенадцать пятнадцать. Падая, девушка ударилась часами о камни, и они стали... Ваш внук пришел домой через пять минут.
Старик кивнул. На лице у него было написано огорчение.
— Григорий Иванович, теперь о вашем внуке. Ведь одних совпадений мало, чтобы заподозрить близкого человека в преступлении? Вы думаете, что он способен на такое?
Старик молчал, склонив голову и не глядя на подполковника. Корнилову показалось, что Григорий Иванович не понял его.
— Игнатий Борисович способен совершить преступление?
— Способен, — тихо пробормотал Казаков. — Если он способен отжулить трояк из моей пенсии, он преступник.
«Ну вот, — вздохнул Корнилов. — Опять семейные дрязги».
— Он жадный. А прочности в нем нет! Дочь с покойником мужем виноваты в этом. Я плавал, годами не бывал дома. Поздно заметил... С пяти лет Игнашка складывал гривенники в копилку. Ему хотелось накопить сто рублей. Спросите зачем? Да ни за чем... Просто так. Ведь у него все было! Чтобы поскорее накопить, он говорил матери: «Хорошо бы дед-мороз принес не игрушку, а десять рублей!» И дед-мороз приносил! Вырос — книжки мои тайком стал букинистам сплавлять. Игнашка завистливый. Ему всего хочется. А вы спрашиваете — способен ли... Жадный да завистливый на все способен.
«Ну нет, здесь ты, старик, через край хватил, — подумал Корнилов. — Если бы все жадные воровать стали — конец света!»
Он поднялся и протянул старику руку.
— Желаю вам, Григорий Иванович, поскорее поправиться. Спасибо за помощь.
— А вам — шесть футов под килем! — пробормотал старик.
Анна Григорьевна поджидала Корнилова. Как только он вышел от старика, она поднялась и спросила:
— Отец вас не очень утомил?
— Это я его утомил. Второй день допекаю своими вопросами.
— Ну что вы, отцу приход нового человека как подарок. Все время один, один.
Анна Григорьевна стояла перед Корниловым маленькая, ссутулившаяся.
— Может, вы присядете на минутку? — вдруг сказала она просительно.
Корнилов кивнул.
Они уселись друг против друга.
— Отец серьезно болен, — начала Анна Михайловна и тяжело вздохнула. — Инсульт его доконал. Слава богу, теперь действует рука...
Она внимательно посмотрела на Корнилова, словно искала сочувствия.
— Со стариком нелегко. Он стал совсем как ребенок. Постоянно обижается и без всякого повода. Иногда неделями не разговаривает. Не напишет ни строчки... С ним нелегко, — повторила Анна Григорьевна, покачав головой. — Посудите сами — потребовал поменять квартиру. Чтобы из его комнаты был вид на Неву. Попробуй найти такой обмен! Легко сказать — с окнами на Неву! — в голосе женщины чувствовалась обида. — Нам только и переезжать с нашим неподъемным хламом, — она обвела глазами комнату.
Мебель действительно была старомодной и громоздкой.
Корнилов сочувственно кивнул головой и представил себе старика, сидящего в своем кресле-качалке перед окном, распахнутым на реку. Свежий невский ветерок несет запах водорослей и рыбы, идут по Неве закопченные буксиры с баржами. Мальчишки прямо перед окнами удят рыбу.
— Анна Григорьевна, вы за последнее время не замечали ничего странного в поведении сына? Может быть, он стал более нервным?
Женщина насторожилась.
— Вас интересует Игнатий?
— Да нет... — замялся Корнилов. — Меня, собственно, интересует не он. Но когда я был у вас в прошлый раз, мне показалось, что он чем-то очень взволнован. Что-нибудь случилось?
— Нет, сын всегда был нервным. Даже в раннем детстве, — Анна Григорьевна успокоилась. — Вы знаете, время такое... — она улыбнулась чуть иронично. С горькой иронией. — Несколько дней назад прочитал в газете, что какой-то умник предлагает не платить за ученые звания. А Игнатий заканчивает кандидатскую. Разве можно оставаться спокойным?
— Да, причин для волнений хватает, — поддакнул Корнилов. — Но я имею в виду самые последние дни. Этот случай в переулке, перед вашим окном... Сын, вероятно, волновался?
— Вы знаете, молодой человек, бывают более страшные вещи. Беда иногда как навалится... Моя сослуживица поседела за одну неделю. У сестры обнаружили рак...
Корнилов тихонько вздохнул. Говорить с этой женщиной было нелегко. А перебивать ее он не решался. Еще обидится — тогда вообще не дождешься ни слова.
— Вот вы спрашиваете о сыне. Еще десять лет назад я могла бы вам о нем что-нибудь рассказать. А что я знаю теперь? Что я знаю... Ах! — она безнадежно махнула рукой. — У молодежи свой мир! Нас, стариков, в этот мир не пускают. Игнатий поссорился со своей невестой — лучшей жены я бы и не хотела для него! — и представьте себе, я не могу узнать из-за чего! — Анна Григорьевна помолчала немного. Потом спросила: — Может быть, вы стаканчик чаю выпьете?
— Нет, благодарю. Мне пора идти.