Наводнение (сборник)
Шрифт:
В детстве отец водил его по воскресеньям к Неве, на набережную Лейтенанта Шмидта. Да и жили они на набережной, в эпроновском доме. Но здесь Нева была парадной, наглухо одетой в гранит, и буксиры с гонками барж шли посередине, не приставая к берегам. А за мостом Лейтенанта Шмидта, у широкого, замощенного базальтовой плашкой спуска к воде мерно покачивались отшвартованные корабли.
Отец всегда садился на один из чугунных кнехтов, а Игорь стоял рядом. Они подолгу наблюдали за тем, как плавно и размеренно течет жизнь на кораблях, вслушивались в перезвон склянок. Из камбузов пахло щами, свежим хлебом, на леерах сохли тельняшки и линялые выцветшие
Повзрослев, Корнилов понял, что и отца гнала на Неву неудовлетворенная мечта о больших плаваниях. Он работал в Эпроне водолазом, и дальше Кронштадта никуда не уходил.
Машину Корнилов оставил на Среднем проспекте, рядом с Тучковым переулком. Огромные, в два обхвата, тополя на бульварчике глухо гудели от шквального ветра. Летели на землю сухие сучья, кружилась пожухлая листва. Неоновая лампа одного из фонарей, спрятавшегося высоко в ветвях, то гасла, то вновь загоралась и, долго мигая, суховато потрескивала. Бульварчик был пуст, редкие прохожие виднелись в стороне Съездовской линии. Игорь Васильевич поплотнее натянул кепку и поежился. Осенью от промозглого холодного воздуха даже теплая одежда спасти не могла, а не то что тоненький плащ. Корнилов пошел по переулку и свернул в знакомые ворота. Лампочка в подворотне не горела. Это могло быть случайностью — мало ли перегорает их в самое неудобное время! Но мог разбить и преступник. Корнилов подосадовал, что сейчас уже не проверишь, разбита ли лампочка или перегорела. Во дворе было светлее — во многих окнах горел свет да отбрасывали тусклые желтые круги закованные в проволочные сетки лампочки над дверями подъездов. Он не спеша пересек двор, стараясь поточнее запомнить расположение подъездов, сарайчика, в котором хранили свой скарб дворники, обитого старым железом гаража, где стояла инвалидная коляска одного из жильцов. Все это он видел уже не раз, но темнота преобразила двор, к ней надо было привыкнуть, чтобы потом действовать быстро и уверенно.
В правом углу двора находилась еще одна дверь, черный ход дома двенадцать по набережной Адмирала Макарова. Отсюда можно было попасть прямо к Неве. Корнилов вошел в дом и позвонил три раза у маленькой, обитой белыми рейками двери. Ему открыл Вася Алабин.
— Проходите, товарищ подполковник, — сказал Алабин шепотом, словно кто-то мог их услышать, и пропустил Корнилова в темную прихожую. Это была квартира дворника. Небольшая, узкая, как пенал, комната выходила на набережную, а кухня — во двор. Лучшего места для наблюдения и придумать было нельзя.
Корнилов прошелся по квартире. Постоял перед окном в кухне. Весь двор отсюда был как на ладони, было видно каждого, кто шел через подворотню с Тучкова переулка. Игорь Васильевич снова подосадовал, что там не горит лампочка.
— Не знаешь, что там со светом случилось? — спросил он Алабина.
— Лампочку разбили. Я еще днем обратил внимание.
— Больше ничего подозрительного?
— Камилыч говорит, что в подвале с трех сараев замки посбивали, — сказал старший лейтенант и показал на дверь с железным навесом в противоположной стороне двора.
— Кто такой Камилыч?
— Это дворник, товарищ подполковник. Простите, я забыл, вы ведь с ним не знакомы. Его Раис Камилыч зовут.
Они прошли в комнату. Здесь было очень душно и стоял неприятный, как и в кухне, запах пережаренной рыбы. Света не зажигали, и Корнилов больно стукнул коленку, наткнувшись на стул.
На окне висели беленькие занавесочки, и подполковник раздвинул их. Открыл окно. Сильная струя свежего воздуха ворвалась в квартиру. Звякнула люстра над головой.
— Ты, Василий, на кухне у окна шпингалеты подними, — сказал Игорь Васильевич Алабину. — Чтобы потом время не терять, а махнуть на улицу из окошка.
Старший лейтенант двинулся на кухню.
— Двери не закрывай. Если что-то интересное — свистни тихонечко.
Корнилов поставил стул в простенке между окном и стеной и сел поудобнее. Отсюда были видны часть набережной и люди, идущие по тротуару вдоль дома, а главное, все, кто выходил и входил через парадную, ведущую во двор. На набережной, напротив парадной, стоял большой автокран. В его кабине дежурил Белянчиков.
Сначала Корнилову показалось, что в доме стоит гробовая тишина. Потом, привыкнув к тишине, он услышал негромкие звуки рояля — за стенкой кто-то неустанно барабанил «собачий вальс», повторяя его снова и снова. Откуда-то слышался приглушенный могучими стенами старинного дома детский плач.
Потом рядом громко заиграла джазовая музыка, время от времени раздавались взрывы хохота, крики.
«Гуляют, что ли? — подумал Корнилов, прислушиваясь к напористой, ритмичной мелодии полузабытого фокстрота «Риорита». Он чуть-чуть высунулся из окна. Совсем рядом нависал балкон второго этажа, виднелись чугунные перила. Узкая полоска света выхватывала из темноты какие-то большие баки, эмалированное ведро, покрытое полиэтиленом.
Вскоре музыка смолкла и стали слышны возбужденные голоса, доносившиеся из комнаты, звуки передвигаемых стульев. Наверное, гулявшие уселись за стол.
В какой-то момент все стихло, и Корнилов услышал всплески волн, ударивших в гранит набережной и с шипением разливавшихся по дороге. И тут же звуки утонули в тревожном завывании сирен пожарных машин. Мигая синими огоньками, два красных автомобиля промчались перед окнами и остановились, не доезжая Тучкова моста. Пожарники начали возиться возле люков. Устанавливали гидранты, разматывали шланг. Похоже было, что вода залила телефонные или силовые каналы.
На балконе с противным, протяжным скрипом раскрылась дверь.
— Лева, Ле-в-ва! Ты что, с ума сошел! Юрка увидит, — голос у женщины был низкий, грудной, с бесшабашными нотками.
Послышалась легкая возня.
— Юрка сейчас придет, — уговаривала женщина своего кавалера. — Ты что, псих? До завтра подождать не можешь?
— Не хочу ждать, — пьяно бубнил мужчина.
Голоса у обоих были немолодые.
— Левка, смотри, вода уже набережную залила! — вдруг удивленно, с каким-то даже восторгом воскликнула женщина. — Смотри, смотри, — кричала она весело. — Сейчас начнет заливать подвалы. А вон плывут ящики.
— Да пусть заливает, — безразлично сказал мужчина, и Корнилов услышал звуки поцелуя.
«Вот скоты!» — выругался он и в этот момент увидел младшего Казакова. Игнатий Борисович шел медленно, какой-то дергающейся, расхлябанной походкой, не обращая внимания на гулявшие по мостовой волны. Он, казалось, совсем не интересовался тем, что происходило на реке, а неотрывно смотрел на дома. Игорь Васильевич даже отпрянул от окна, ему почудилось, что Казаков встретился с ним взглядом. Но в темном окне, конечно, ничего нельзя было разглядеть.