Навсегда моя
Шрифт:
— «Очень сожалею о вашем друге», — вот, что она сказала, нарочито медленно пробивая мои товары. И когда я уже подошел к выходу, за мной тащилась куча девчонок. — Я бросаю мяч обратно Нику, который лишь качает головой. — Это последнее, что я хотел для Кейтлин, особенно сегодня.
— И часто такое происходит?
Я снимаю пиджак и расстегиваю рубашку, чтобы не запачкать их. Глаза Ноа прикованы к моим татуировкам на руках, а я задаюсь вопросом, смогу ли поговорить с ним. Рассказать о себе и, может, наладить отношения.
— Дома я выхожу не часто. Такое случается на гастролях, но я надолго в одном
Я чувствую, когда на меня глазеют люди, и уже привык, но здесь это странно. Оглядываясь на террасу, я вижу стоящую там Джози. Во все свои сто восемьдесят сантиметров и еще несколько за счет каблуков. После окончания средней школы она держит себя в хорошей форме: ноги загорелые, а живот по-прежнему плоский, каким я его помню. Где-то на заднем плане слышится кашель Ника, и я не могу сдержать смех. Я бы сделал то же самое, если бы кто-то глазел на мою девушку, но он забывает, что первым с ней был я.
— Джози, не хочешь надеть коротенькую юбочку и поболеть за нас? — Ее лицо сникает, и я понимаю, что она не оценила моей безобидной шутки. Я стараюсь отшутиться, но она на это не ведется, лишь смотрит на Ника, пребывающего в ярости, и качает головой. Я наблюдаю за тем, как она возвращается в дом, у нее все такая же упругая попка. Я встряхиваю головой, чтобы избавиться от готовых прокрасться воспоминаниий.
— Мистер Вестбери, вы все еще играете в футбол? — Я отрываю взгляд от удаляющегося зада своей бывшей и перевожу его на сына. Мне хочется протянуть руку и дотронуться до него, провести по его волосам и задать все мыслимые вопросы, но я не делаю этого. Для начала мне нужно поговорить с Джози, чтобы разобраться со всей этой фигней. Если она считает, что я забуду о его существовании, то она ошибается.
— Не-а, у меня нет времени. А ты играешь?
Он активно кивает головой и показывает на Ника.
— Мой папа, Ник, тренирует мою команду. — Я уже расслабился из-за того, что он встречается с Джози, потому что я ее бросил. Тут мне сказать особо нечего. Но мой сын зовет его папой? Таким я похвастать не могу. Но мне не говорили, что у меня есть сын. Иначе я был бы тут.
— Неужели? — спрашиваю я, подавляя закипающий гнев. Конечно, я не могу винить ребенка за то, что тот называет Ника папой, это моя вина, но Джози не должна этого позволять. Ей известно, что, знай о нем, я был бы здесь. Мы все время говорили о детях, и оба хотели их, так что я ее не кидал.
Даже если я поступил необдуманно и оставил ее, это не значит, что я ее не любил. Расставание с ней так же разбило мне сердце.
Ноа кивает, и ему, похоже, не терпится рассказать мне о Нике, даже если я не хочу слушать.
— Я играю квотербеком. Вы тоже играли на этой позиции, и ваш рекорд до сих пор сохраняется в школе. Никто и близко не подобрался к нему, чтобы побить, по крайней мере, так дядя Мейсон говорил.
Я сажусь на корточки, гляжу на Ноа и улыбаюсь. Улыбаюсь мысли, что Ноа зовет Мейсона дядей. Футбольный игрок внутри меня ликует, что моему сыну нравится эта игра. В его возрасте я тоже ее любил и все время хотел играть. Взрослый же во мне надеется, что Джози приобщает его и к другим занятиям, потому что в жизни еще столько всего помимо футбола.
— Ты пас на сколько шагов делаешь: три или пять? — интересуюсь
— На три и пять, хотите посмотреть? — нетерпеливо спрашивает он. Я протягиваю ему мяч, наблюдая за тем, как он хватается за шнуровку, будто прирожденный квотербек.
— Вот тебе, Ник! — кричит он, и я снова обращаю внимание на то, что он не назвал его папой.
Я наблюдаю за их розыгрышем и замечаю, насколько он одаренный, гораздо лучше меня в таком же возрасте. Я могу только надеяться, что Джози позволит ему принять правильное решение в жизни, в отличие от моего отца. Я бы не хотел, чтобы он обижался на нее, а потом не поддерживал отношения со своими родителями из-за другого жизненного решения.
Думая о своих родителях, я задаюсь вопросом, знают ли они о Ноа. Принимают ли участие в его жизни? Наблюдают ли за тем, как без меня растет мой мальчик?
— Вот это да, ты гораздо лучше, чем я был в твоем возрасте.
Ноа улыбается и в этот момент очень похож на Джози.
— Спасибо. Мама говорит, что у меня талант и что это у меня в крови.
— Да, думаю, твоя мама права.
Ник уходит, чтобы мы с Ноа поговорили. Я спрашиваю, не хочет ли он посидеть и пообедать, и парнишка соглашается. Мы стоим рядом, и я наблюдаю за тем, что он накладывает себе в тарелку. Он доверху накладывает овощей, крекеры, сыр и макароны. Я беру все то же самое, что и он, потому что это тоже моя любимая еда.
Снаружи расставлены стулья, и, несмотря на прохладный день, солнце достаточно припекает, чтобы мы могли сидеть на улице и расслабляться.
— А каково это быть знаменитым, мистер Вестбери? — На слове «мистер» я напрягаюсь. На самом деле, я его ненавижу. И мне не нравится, что он спрашивается меня о знаменитости, потому что сам я никогда не хотел ею быть. Мне просто хотелось исполнять музыку. Хотелось попробовать себя в чем-то другом, чтобы узнать, смогу ли я добиться успеха.
— Можешь звать меня Лиам, — отвечаю я. — И быть знаменитым нормально. Я много работаю и иногда подолгу не бываю дома.
— Мой друг Джонни говорит, что у рок-звезд по двадцать девушек, а вы пришли с тремя. Они все ваши?
Если бы я не знал лучше, то решил бы, что это мама его настраивает.
— Нет, у меня нет девушки или жены. У меня есть кот, но я ему не слишком нравлюсь.
Ноа смеется и болтает ногами на стуле. Мне хочется потянуться к нему и положить ладонь на колени, как я делал Джози. Хотя с ее-то ростом она могла такое проделывать, только сидя на откидном борту моего грузовика.
— Вы не нравитесь своему коту? Как такое может быть?
— Не знаю, — я пожимаю плечами. — Он очень злой, и я уже подумываю сказать ему, чтобы он собирал свои кошачьи пожитки и съезжал.
— А где он сейчас?
— В Лос-Анджелесе, где я живу. У меня есть домработница, которая кормит его в мое отсутствие.
— А где он спит?
Странный вопрос от мальчика.
— У него есть свой кошачий домик. Может, поэтому он меня ненавидит — потому что это домик, а не гоночная машина или что-то в этом духе.
В скором времени смех Ноа становится музыкой для моих ушей. Мне хочется его записать и, пока я сочиняю, прослушивать снова и снова. Он вдохновляет меня на то, чтобы написать о нем, запечатлеть его в песне.