Навсегда(Роман)
Шрифт:
— И он там? — недоверчиво спросила Аляна. — Он в лесу, в лагере? Зачем он в лагере?.. Магдяле, милая, спасибо тебе, что ты узнала, но скажи мне, почему людям не дают жить? Мы никому не мешали. Мы не хотели иметь много денег, мы никого не обижали. Зачем эта война? Может быть, можно было не ссориться, уступить друг другу что-нибудь?
— Ты лучше скажи, что ты собираешься делать?
— Я все сделаю. Только бы мне его вырвать оттуда, я его увезу, спрячу так, что его никто не найдет. Я его спасу и спрячу. Вот и все!
Магдяле посмотрела ей в лицо, чувствуя, что слезы жгут
— Милая ты моя дурочка!.. Только подумай и не торопись. Я завтра к тебе приду с утра…
Когда на другое утро, прежде чем идти к Аляне, Магдяле заглянула в ремонтную мастерскую Жукаускаса, она застала старого мастера в полном смятении.
Без толку перекладывая с места на место дрожащими руками инструменты, он рассказал, что Аляна, едва дождавшись утра, собрала в мешочек какие-то вещи, надела полушубок и, еле попрощавшись с родителями и поцеловав маленького Степу, ушла пешком из города по шоссе.
— Боже мой! — воскликнула Магдяле. — Я так и знала! Я так ее уговаривала хоть подождать… И как же вы будете теперь с ребеночком?
Старый мастер поднял на нее усталые, красные глаза и неожиданно улыбнулся смущенной улыбкой.
— Маленький — это ничего… Он у нас толковый паренек. Из тряпочки сосет. И закусывает с ложечки, что ни дашь… Мы с ним ладим… Что другое, а это дело у нас обойдется…
Глава десятая
В своем старом крестьянском кожушке, по-деревенски подвязанная шерстяным платком, Аляна второй день шла по бесконечному, уходящему в белую мглу шоссе, увязая по колени в глубоком снегу каждый раз, когда приходилось поспешно сторониться тяжелых немецких грузовиков, с ревом обгонявших ее или мчавшихся навстречу.
У шлагбаума на перекрестке ее остановили солдаты и потребовали документы. Она объяснила им, что идет на хутор к деду. Один из солдат, отогревая правой рукой замерзшее ухо, левой взял у нее удостоверение и вернул обратно, почти не поглядев. Другой пощупал ее торбочку и поскорее спрятал руки обратно в карманы. Аляна не успела еще сообразить, чем кончилось дело, как они бросили ее и ушли в сторожку.
Хотя все обошлось благополучно, Аляна испугалась, что на следующей заставе ее могут задержать, вернуть обратно, и вскоре свернула с главного шоссе на проселочную дорогу.
До самого вечера она шла не останавливаясь, ни о чем не думая, ни о прошлом, ни о будущем. У нее была только одна мысль — она идет к Степану, с каждым шагом приближается к нему. А что будет дальше, она не могла, не умела себе представить. Только шла и шла, не слыша ничего, кроме однообразного скрипа снега у себя под ногами.
Иногда в стороне от дороги, где-то впереди, возникала среди снежных холмов приземистая крыша хутора. После долгой ходьбы крыша приближалась, как будто делалась повыше, потом начинала уходить назад, точно погружаясь в снежные холмы, и исчезала.
На пустынном перекрестке одиноко маячил старый, растрескавшийся и насквозь промерзший столб с заиндевелым распятием, прикрытым сверху навесом из двух дощечек. Стужа, безлюдье, тишина, и она одна идет,
Временами ей начинало казаться, что она и вправду, как в детстве, идет на хутор к деду, что она так и осталась маленькой батрачкой, которой только однажды приснился странный сон про теплые морские волны и нежный горячий песок, про чье-то лицо и губы, целовавшие вот эти самые ее руки, стиснутые сейчас от мороза в кулаки, нестерпимо ноющие от боли…
Поднявшись на пригорок, Аляна увидела невдалеке крепкие, приземистые постройки богатого хутора, к которому вела от проезжей дороги обсаженная деревьями аллея.
Она подумала, что добраться до следующего жилья у нее, пожалуй, не хватит сил, и, дойдя до перекрестка, свернула в аллею.
Не обращая внимания на выскочивших с лаем ей навстречу собак, она подошла к дому и остановилась в ожидании. Она до того устала от холода и ходьбы и у нее так болели ноги, что она сразу же тяжело привалилась плечом к резному столбику крыльца.
Растрепанная женщина с недовольным лицом, запахиваясь в теплый платок, выглянула из полуоткрытой двери и спросила, что ей нужно.
Аляна опять сказала, что идет на хутор к родным, и попросилась обогреться и переночевать.
— Тут не постоялый двор. Пусть на постоялый двор ходят! — произнес мужской голос за спиной у женщины.
— Просто не знаю, — сварливо сказала женщина, — не знаю, что сказать. Не такое время, чтоб пускать чужих. Не велят они никого пускать, пруссаки.
— Нечего и знать, — сказал мужчина, выглядывая из двери, — сказано, не постоялый двор.
Женщина стояла и хмурилась.
— Слышишь, что говорит хозяин? — хмуро спросила женщина.
— Слышу, — тихо проговорила Аляна, медленно подняла голову и неуверенно попросила — Может быть, хоть погреться пустите, а?
— Вот-вот! — точно обрадовавшись, закричал хозяин. — Ихнего брата только на порог пусти… Вот-вот!.. А может быть, она сбежала откуда-нибудь, потом отвечай перед этими чертовыми пруссаками.
— Слыхала, что хозяин говорит? — опять строго повторила женщина.
Аляна не очень вслушивалась в слова, она тупо смотрела в лицо мужчины с выпуклыми водянистыми глазами, жесткими усами, стараясь догадаться, к чему клонится дело, и наконец поняла. Хозяин! Тот самый, у кого она пасла коров семилетней девчонкой, сейчас кричал на свою батрачку и гнал ее от дома. Или это тот, у кого она пасла гусей?.. Не важно. Ей когда-то снилось, что она больше не батрачка и у нее нет хозяев, но это был сон, а теперь снова все стало как раньше.
Она оттолкнулась от столбика, на который опиралась, повернулась и молча пошла прочь.
На лице женщины появилось выражение удивления. Ведь она не отказала окончательно! Она просто не решила, как поступить. Если бы попросили как следует, еще и еще, она, быть может, и согласилась бы…
Аляна уходила тяжелой размеренной походкой человека, который очень много прошел и которому еще далеко идти.
— Куда же она пойдет? — недоуменно сказала хозяйка.
Она даже сошла на две ступеньки с крыльца, точно собираясь догнать уходившую. Хозяин вышел и молча стал рядом с ней.