Навсегда(Роман)
Шрифт:
Слушатели засмеялись. Станкус закашлялся и сказал:
— Тут он как раз не соврал. Я бы долго там лежал, если бы он, дуралей, меня не потревожил. И как он меня в суматохе там нашел? До сих пор не пойму.
— Искать! Шел себе мимо да чуть не наступил! — дурашливо проговорил Ляонас.
— А зачем на спину взвалил и два часа волок на своем хребте?
— А кто мне полторы пачки табаку должен остался? А? Нет уж, думаю, пускай сперва отдаст, голубчик!
Смех еще не утих, когда кто-то быстро проговорил вполголоса:
— Сейчас все будет нормально.
Сержант Гудков
— Здоровы гоготать вы, ребята! За версту слышно. Потише надо, — сказал он, подходя. — Станкус, конечно?
— Я молчу, — отозвался Станкус. — Пастушонок тут народ потешает!
— Тебе чуть свет опять в город надо, — сказал Гудков. — Лучше выспался бы.
— А мне? — спросила Аляна, приподнимаясь.
Сержант повернулся на голос и, не видя ее, сказал:
— Да нет. Тебе ни к чему. Он теперь сам дорогу знает. Правильно?
Конечно, правильно, — поддержал Ляонас, — Все будет нормально!
— Вот именно, — невозмутимо согласился сержант. — Пусть будет только нормально, больше с тебя не спросят! Спокойной вам ночи. Пойти поглядеть, как там наше охранение проявляет бдительность.
После его ухода голоса стали стихать, и скоро послышалось дыхание заснувших, усталых людей.
Аляна тоже понемногу начала дремать. Приоткрывая глаза, она видела звезды. Казалось, что они стали ниже или она поднялась вверх, и теперь уже не она смотрит на звезды, а они на нее, лежащую здесь, в закутке между сараем и углом забора.
Тихий шепот заставил ее насторожиться, и невольно она опять стала прислушиваться. Это Станкус с Ляонасом никак не могли наговориться после целого дня разлуки.
— …лучше ты все равно не найдешь, — слышался страстно убеждающий, мечтательный голос Ляонаса. — Поглядишь на нее, сам увидишь.
— Я-то погляжу… — ответил хриплый голос Станкуса. — А вот она как? Не бог весть какой я георгин, чтоб девушки, на меня поглядевши, ахали… Потрепанный я человек.
— Это уж моя забота!.. Я обещался найти ей хорошего жениха. А после писал ей, что у меня появился друг. Она даже привет велела тебе передавать.
— Ну и собачий же ты сын, — грустно проговорил Станкус. — Ничего не передал.
— Да ну, тогда я еще стеснялся… Они у меня дома, знаешь, до того радовались, когда я работу нашел. Только боялись, что ненадолго. А как получили письмо, что учиться начал, — ну-у! Сестренка с матерью, наверно, поскорей побежали в коровник и там, чтоб никто не видел, досыта выплакались от радости. Ведь я совсем темный был, соседи меня вроде за дурачка считали.
— А мне привет, значит? — помолчав, спросил Станкус.
— Да, «и твоему другу передай от меня привет»… Нет, «сердечный привет»! Вот как было написано.
— Так сразу и надо говорить, что «сердечный». А то «привет». Большая разница!
— И вот есть у меня такая мечта — поженю вас с сестренкой, обоих разом пристрою, будете жить счастливо…
Аляна слушала сквозь дремоту, пока не заснула. Когда утром она проснулась, Ляонаса уже не было.
Глава шестая
Ранним утром к городской заставе подъехал крестьянский воз
Часовые проверили засаленную бумажку, поданную девушкой, солидное удостоверение торговца, вынутое из хорошего кожаного бумажника, и пропустили телегу в город.
Добравшись до первого городского тротуара, господин соскочил с телеги, отряхнулся и, с небрежностью деревенского барина кивнув на прощание девушке, зашагал к главной улице.
Телега затарахтела дальше. Деревенская лошаденка, испуганно прядая ушами, то покорно осаживала назад, чтоб пропустить громадный военный грузовик, то, вытягивая шею, изо всех сил наваливалась на хомут, чтоб не задержать напиравшую сзади городскую ломовую телегу, запряженную здоровенным битюгом.
Аляна, торопливо подергивая вожжами и чмокая, понукала свою лошаденку, а сама все следила глазами за Станкусом, самоуверенно шагавшим далеко впереди.
Наконец он свернул за угол. Нет, никто не пошел за ним следом, никто не обратил на него внимания. Пока все благополучно. А они-то, подъезжая к заставе, обсуждали, что будут делать, если их схватят прямо при въезде.
Улица тянулась бесконечно длинная и унылая. Хмурое небо нависло над нею, предвещая начало дождей, холод и слякоть близкой осени.
По этой самой улице два дня назад входил в город Ляонас.
На хуторе его ждали целые сутки, пока от соседей не прискакал на неоседланной лошади связной-пастушонок. Испуганно тараща глаза, он повторял одну и ту же фразу, которую ему велели передать: «Вашего человека схватили на улице». Потом, стискивая кулаки и ужасаясь, стал описывать, как было дело, точно все видел своими глазами. «Его какой-то полицай, сволочь, узнал, понимаете? И он его повел, и они шли тихо-мирно, а потом вдруг у них дело пошло в драку. Они в обнимку катались по мостовой у рынка, и этот… ну, наш парень-то (он уже говорил „наш“) его чуть-чуть не задушил, да тут еще один фашист подоспел, и полицай разными этими приемами заломил парню руку назад. И народ весь от них шарахался, а один дядька рвал на себе рубаху и кричал: „Люди, что же мы смотрим?“ Но тут уже целый патруль прибежал, и они ему сломали руку! Совсем сломали, даже людям слышно было, как хрустнуло».
А сегодня утром сержант Гудков, провожая Стан-куса и Аляну в город, дошел до самого поворота на шоссе. На прощание он еще раз тщательно оглядел щегольскую одежду Станкуса, подпоясанный армячок Аляны, потрогал холодные от росы кочаны и, пожимая им руки, хмуро сказал:
— Задача вам ясна?
— Вывезти гранаты, — ответила Аляна.
— Задача ясная, — не поднимая глаз, сквозь зубы пробормотал Станкус.
— У тебя горит сердце за товарища. Не у тебя одного горит… — Сержант отстегнул кобуру, вытащил трофейный «вальтер» и на раскрытой ладони подал его Станкусу. — Выполняйте нормально задачу, и чтоб никаких глупостей.