Навсегда твой…
Шрифт:
Алина: Ааа. Ну…А где?
Наташа (оборачивается, показывает пальцем строчку в учебнике): Вот! ответить на вопрос!
Алина: Ну… а это типа про менеджера? Ладно, это…of managers…the main role of managers…in our country6 –это типа у нас?
Юля (громким шепотом): А ты глаза уже накрасила?
Алина (тоже шепотом): Ты, что, дура? Не видишь что ли? (громко) The main role of managers7…
Юля: Так это у тебя Лореаль?
Алина (шепотом): Ну да, слушай, мне Влад обещал Макс Фактор… подожди (громко) in our country managers8… а чё говорить-то?
Я: Это было домашнее задание. И на прошлом уроке мы всё это подробно разбирали.
Юля (шепотом): А чё другой глаз-то так накрасила? Смотри! Ваще!
Алина: Ну что-о? (нервно хватает сумочку, что-то ищет в ней, достаёт зеркальце и пристально разглядывает своё отражение). Блин!
Я: выдерживаю паузу, мне интересно, сколько девушки будут "в отключке".
Ученики: не проявляют удивления или беспокойства, потому что уже привыкли к выходкам Алины и Юли.
Юля: А чё за помада? Новая что ли? Я не поняла....
Алина (снова роется в сумочке, не находит искомого, вываливает на парту всё содержимое, в основном это косметика): Вот эта. Нормальная такая.
Ученики: начинают испытывать лёгкое смятение.
Наташа: Ну хватит вам уже! Алинка, отвечай нормально! Тебя же все ждут!
Алина (отрывая лореальный взгляд от зеркальца): Ну чё-о?
Я: Так какова же роль менеджеров в нашей стране?
Алина: А? Ну, ладно. Ой, а можно, я в другой раз отвечу. Я щас не могу....
Занавес.
Гена всё время говорил, что я должна уволиться. А я так и не уволилась. Хотя могла бы: очень было бы логично – выставить оценки за полугодие и перед началом каникул, корректно так, ровно за две недели, предупредить начальство об уходе. Я даже попыталась это сделать. Пришла к директору Владимиру Семёновичу, а он тут же заставил меня расписаться на каком-то листке.
– Что это? – спрашиваю. А он удивился и говорит:
– Ну как же, это о получении премии за полугодие. Вам разве Вероника Степановна не говорила?
Не говорила. Приятный сюрприз получился. Заводить разговор об увольнении как-то неловко было с подписанной платежкой в кулачке.
Во второй раз я предусмотрительно сделала печальное лицо и с серьёзным видом зашла к начальству в кабинет. Отрываясь от компьютера, Владимир Семёнович озабоченно спросил:
– Ну как там наши ребята?
– Мне очень тяжело работать в двести третьей группе, – начала я.
– Как раз по этому поводу тоже хотел с вами переговорить, – энергично отозвался директор и зашуршал бумагами на столе. – Как Вы оцениваете успехи Игоря Соколовского?
– Очень плохо. Владимир Семенович, нам бы эту группу разделить на две, по уровням знаний. Иначе получается, что слабые ребята тормозят всю группу. У них вообще нет желания учить язык, я уже и не знаю, как можно было бы их заинтересовать. А у Игоря и с дисциплиной большие проблемы, – начинаю ябедничать я, но начальник только машет рукой:
– У него по всем предметам неуспеваемость и со всеми преподавателями проблемы. Так что на педсовете в среду будем ставить вопрос об отчислении. Разделить группу по уровням было бы, конечно, хорошо, но ведь другого преподавателя языка у меня нет. Держитесь пока. Я на днях ездил в областной институт, думал, может, практикантку дадут, чтобы немного Вас разгрузить, но даже этого не добился. Так что, Ольга Александровна, вся надежда на Вас. Только на Вас!
И ничего я ему не сказала, пошлёпала по лужам к остановке, ждать автобуса, потом несколько остановок на метро, и садиться за проверку контрольных.
Вечером, после работы возвращаюсь в Зимаидину, или теперь уже в свою, коммуналку. Поднимаюсь по лестнице, которая когда-то была красивой. Дома вообще-то не так быстро стареют, как люди. Этому дому чуть больше ста лет, насколько я знаю. Для здания – не такой уж почтенный возраст. Но стены уже в морщинах-трещинах, краска кое-где лоскутами висит. Хотя видно, что он и в молодости был довольно скромным петербуржцем, никаких архитектурных излишеств, просто жилой дом начала двадцатого века. В парадной – сдержанно-красивая форма перил, арочные окна на площадках между этажами. Между третьим и четвертым стоит парень, темная куртка, джинсы, сумка через плечо. Курит, держит сигарету над консервной банкой. Черты лица толком не разглядеть: он стоит спиной к окну, а на лестнице уже довольно темно. Увидел меня, раздавил окурок о жестянку, искорка высветила светлую челку и спокойный взгляд. А мне что-то неспокойно стало, я даже слегка притормозила на ступеньках. Что это он так внимательно на меня смотрит? И что теперь делать? Рука в кармане нащупала ключи. Ригельный – такой длинный, как оружие. Если что, то я… А может это и есть тот самый Андрей? Прошла мимо, уже поднялась на две ступеньки, ключ в ладошку вдавился до боли, а он вдруг спрашивает:
– Вы ведь Оля? Внучка Зинаиды Георгиевны?
Спокойно так спрашивает, слова у него получаются теплые на ощупь, как будто мы с ним не в темном подъезде стоим, а сидим дома за столом.
– Да, это я.
– Вот возьмите тогда. Это для вас.
И протягивает мне какую-то большую картонную папку.
– А что это?
– Посмотрите. Это, наверное, будет вам интересно.
– А вы – Андрей?
– Да, меня зовут Андрей, – так же спокойно кивает он, а сам уже спускается по лестнице. Я озадаченно смотрю на папку. Она старая, затертая, с завязками-тесемочками.
– Подождите! – пришлось перевеситься через перила, но его силуэт мелькает уже где-то далеко внизу. – Подождите, Андрей! Я хотела Вас спросить…
Но только услышала, как дверь внизу закрылась. Не хлопнула, а просто тихо закрылась. Ну, не бежать же за ним…
Вообще-то я очень хотела есть. Шла домой и вспоминала, что у меня там в холодильнике оставалось, мечтала о бутерброде, пока что-нибудь посущественее не приготовлю. Но любопытство оказалось сильнее. Первым делом – папка.