Найденная рукопись, повествующая о домовых, потерявших свой дом
Шрифт:
– Можно спросить вас? – раздался тонкий голосок из рядов притихших домовят. Словно камень, брошенный в воду, пустивший круги по стеклянной глади, вопрос его проплыл мимо освещенного круга и неспешно направился в далёкое странствие, сохраняя в себе любопытство маленького домовёнка.
– Конечно, спрашивай, – ласково отозвался Писарь.
– Когда я был маленьким, – тут все прыснули, ведь то был Кроша! Ему едва исполнилось четыре с половиной года, – не смейтесь! Я уже очень скоро стану настоящим взрослым. Ведь так? – обратился
– Конечно, Кроша, ты обязательно станешь взрослым. Но не торопись взрослеть: ребёнком ты уже не будешь никогда, а взрослым останешься на всю жизнь.
Не до конца поняв ответ, но получив поддержку, Кроша попищал дальше, говоря с придыханием, как будто воздуха в лёгких не хватало:
– Когда я был маленьким, ваши волосы и борода были земляного цвета, а теперь я вижу много серебринок. Откуда они у вас? Ни у кого из моих друзей нет таких серебринок. И у мамы с папой нет, хотя они уже большие! Что они означают?
Писарь засмеялся тягучим, как карамель смехом.
– Кроша, ты очень наблюдателен, – похвалил он. – Когда-то, когда я был молодым, то волосы мои действительно были полностью земляного цвета, чтобы мы не забывали, откуда появились. Пусть у вас у всех волосы могут быть самых разных цветов: и яркими жёлтыми, и весёлыми оранжевыми, и многими-многими другими, но всегда у одного из нас волосы будут земляными в напоминание о том, откуда мы пришли и чтили память земли, возделывали её с величайшей осторожностью. Ведь она подарила нам жизнь и дарит до сих пор плоды свои, чтобы кормить нас такими вкусными ужинами, как сегодня. С возрастом же мои волосы станут полностью серебристыми, как предзнаменование того, что все мы окажемся маленькими звёздочками на небе.
– Все? И я тоже? – недоверчиво переспросил Кроша, подняв свои любопытные глаза к небу. Он по-новому посмотрел на маленькие светящиеся точки в ночи, казавшиеся ему дырками, пропускающими солнечный свет, на огромном одеяле, в которое каждую ночь укутывается весь мир.
– Все, – подтвердил Писарь.
– А звёзды – они так же высоко, как и корабли? – спросил кто-то.
– Гораздо выше!
– На много!
– Выше-выше!
Хором ответили несколько домовят, не дожидаясь Писаря.
– О-о-о-у-ухх, – протянула Фиалка, так высоко задрав голову, что голова закружилась и она упала, вытянувшись в форме звезды. Туч помог ей подняться и тут же спросил, перебив хор возгласов:
– А почему небесных кораблей так долго нет?
Нарастающий гомон оборвался и все взгляды устремились к Писарю. Взрослые домовые, вернувшиеся было к своим делам, прекратили мыть, перемывать, протирать и перепротирать посуду, посмотрели сквозь костёр в ту сторону, где собрались их дети. Пламя его плясало в их глазах, как будто разгоравшаяся потаённая надежда, ожидаемая именно сегодня.
Писарь ответил не сразу. Мелодичным голосом, низким, как тромбон, он затянул старинную мелодию, сочинённую во время тяжёлого труда первыми домовыми, много-много лет назад. Слов в ней не было, были лишь звуки издаваемые горлом и льющиеся наружу сквозь закрытые губы. Песнь была тихой, но вскоре её подхватили и взрослые, разнеся её далеко за пределы каменного кольца, отпустив её вдогонку к ускакавшему вопросу Кроши. Казалось, что мелодия стелется низко по траве и уносится далеко вдаль, за синий океан. Туда, куда всей душой стремились домовые. Домой.
Окончив петь, окрашенную в нотки грусти мелодию, Писарь ответил:
– Они обязательно ещё будут.
– А когда?
– Мы не можем этого знать.
Послышался сдавленный вздох одного взрослого домового сидевшего поодаль от детей, вместе с остальными взрослыми, а за ним начались перешёптывания.
– А это правда, что наш настоящий дом находится за океаном? А корабли плывут из-за его небес?
– Да, это так.
– Уже тридцать четвёртое утро прошло, как проплыл по небу последний корабль, – хмуро заметил Туч.
– Это так же верно, как и окончательно наступившая ночь, даже костёр готовится погаснуть, – Писарь окинул взглядом каждого своего маленького слушателя, – пора нам расходиться. Но прежде, – старый домовой поднял руку, останавливая начавшиеся ворчания маленьких домовых, – хочу поведать вам одну тайну, которую, я уверен, вы сбережёте, иначе ничего не получится.
Волнение пробежало по рядам домовят, но все их взгляды выражали решимость, во что бы то ни стало сберечь ту тайну, которую им поверяет Писарь.
Понизив голос до шёпота, так, чтобы его могли слышать только домовята сгрудившиеся около него, Писарь произнёс:
– Я уверен, что совсем скоро, раньше, чем вы думаете, всё изменится, и корабли вновь поплывут по небесам. А теперь всем спать!
Когда Писарь закончил, до домовят донеслась небольшая ссора с Хмурем, тем самым домовым, чей вздох послышался после песни. Он был недоволен, что ему не дают возможность переплыть океан на лодке, которую он собирался построить. Ведь за бескрайними, глубокими водами, находится вход в их мир, тщательно запрятанный старухой-ведьмой. Всё-таки домовые и сами иногда ссорились, не смотря на добрый характер, но ссоры эти никогда долго не продолжались и всегда заканчивались полным примирением.
– Просто… просто… да, эхх, простите, правда, нашло на меня, – махнул рукой Хмурь и медленно поплёлся к своему дому на окраине поселения. За ним поспешили несколько домовых, стараясь утешить расстроенного товарища.
*******
– Тучка, а я на тебя обижена, знаешь?
– За что?
Иголка вздёрнула нос. Друзья шли рядом домой, провожаемые родителями.
– А откуда ты научился считать до тридцати четырёх? Мы ведь дошли только до двадцати!
– По ночам, я сам учился.