Найди его, а я разберусь
Шрифт:
Так-то лучше.
– Мне одиноко, – пожаловался я. – Есть надежда, что ты согласишься встретиться со мной завтра вечером? Я подумал, если тебе нечем заняться, мы могли бы поужинать в «Альфредо».
– Ты не подождешь минутку? Мне надо свериться с записной книжкой.
Я ждал, понимая, что она решила меня проучить, но мне было наплевать. После двухминутной паузы она вернулась к телефону.
– Завтра вечером не смогу. У меня назначена встреча.
Мне следовало бы выразить огорчение и повесить трубку, но я зашел слишком далеко, чтобы
– В таком случае когда ты свободна?
– Скажем, в пятницу.
Оставалось еще три дня.
– Хорошо, значит, в пятницу вечером.
– Только я не пойду в «Альфредо». Есть какое-нибудь место поспокойнее?
Это заставило меня притормозить. Я не подумал о том, что нам опасно появляться на людях вместе, а вот она подумала.
– Да, верно. Как насчет маленького ресторанчика напротив фонтана Треви?
– Хорошо. Да, это было бы здорово.
– Встретимся прямо там. В котором часу?
– В половине девятого.
– Ладно, тогда до встречи.
До пятницы моя жизнь потеряла смысл. Я видел, что Джина переживает из-за меня. Впервые за четыре года я срывал на ней свое раздражение. Я не мог сосредоточиться, был не в состоянии проявить интерес к текущей работе. На уме была одна Хелен.
Мы поужинали в маленьком ресторанчике. Ужин был неплохой, но не могу вспомнить, что именно мы ели. Оказалось, мне трудно поддерживать беседу. Мне хотелось лишь смотреть на Хелен. Она держалась холодно, отстраненно, но в то же время так и манила. Если бы она пригласила меня к себе, я пошел бы, послав ко всем чертям Шервина Чалмерза, однако она не пригласила. Она сказала, что доедет до дома на такси. Когда я намекнул, что мог бы ее проводить, она красиво меня отшила. Я стоял перед рестораном, глядя, как такси маневрирует по узкой улице, пока не потерял его из виду. Затем я пешком отправился к себе, переполненный разными мыслями. Свидание не помогло, на самом деле после него стало только хуже.
Спустя три дня я снова позвонил Хелен.
– Я сильно занята, – сказала она, когда я предложил сходить в кино. – Сомневаюсь, что удастся вырваться.
– А я так надеялся. Через пару недель я уезжаю в отпуск. И тогда мы не увидимся еще целый месяц.
– Ты уезжаешь на месяц?
Голос ее зазвенел, как будто мне удалось вызвать ее интерес.
– Да. Поеду в Венецию, а оттуда на Искью. Собираюсь задержаться там недели на три.
– С кем ты едешь?
– Я еду один. Но сейчас не об этом: как насчет кино?
– Ладно, может быть. Не знаю. Я сама тебе позвоню. А сейчас мне пора. Ко мне кто-то пришел. – И она повесила трубку.
Она молчала пять дней. Затем, когда я уже собирался перезвонить сам, она позвонила мне на домашний номер.
– Я все собиралась тебе позвонить, – сказала она, как только я снял трубку, – но до сих пор не было ни минуты свободной. Ты сейчас занят чем-нибудь?
Было уже двадцать минут первого ночи. Я собирался ложиться спать.
– Ты имеешь в виду, прямо в эту минуту?
– Да.
– Нет. Я собирался
– Может, приедешь ко мне? Только машину перед домом не ставь.
Я не стал колебаться.
– Конечно, сейчас приеду.
Я прокрался в ее многоквартирный дом словно вор, старательно следя за тем, чтобы никто меня не заметил. Ее дверь была приоткрыта, и мне всего лишь оставалось шагнуть из лифта прямо в ее прихожую.
Хелен я обнаружил в гостиной, она перебирала стопку долгоиграющих пластинок. Она была закутана в белый шелковый палантин, светлые волосы струились по плечам. Выглядела она прекрасно и знала об этом.
– Значит, нашел дорогу? – спросила она, откладывая в сторону пластинки и улыбаясь мне.
– Это было нетрудно. – Я закрыл дверь. – Ты понимаешь, что мне не стоит сюда приходить – это прямой путь к настоящим неприятностям?
Она пожала плечами:
– Ты не обязан оставаться.
Я подошел к ней.
– Я и не собираюсь оставаться. Зачем ты просила меня приехать?
– Да ради бога, Эд! – нетерпеливо воскликнула она. – Неужели ты не можешь на минутку расслабиться?
Теперь, когда я оказался с нею наедине, я снова насторожился. Одно дело мечтать о том, чтобы остаться с нею наедине, но совсем другое – действительно остаться вдвоем, когда твоя карьера зависит от возможного разоблачения. Я уже сожалел, что приехал.
– Не могу расслабиться, – сказал я. – Слушай, мне приходится думать о будущем. Если твой отец когда-нибудь узнает, что я закрутил с тобой роман, мне конец. Это серьезно. Он позаботится о том, чтобы я не получил работы ни в одной газете до конца своих дней.
– А ты закрутил со мной роман? – спросила она, широко раскрывая глаза и глядя на меня с изумлением.
– Ты понимаешь, о чем я говорю.
– Но он не узнает, откуда же ему узнать?
– Он может. Если кто-нибудь увидит, как я прихожу сюда или ухожу, ему сообщат.
– Значит, ты должен быть осторожнее, чтобы тебя не увидели. Это не так уж трудно.
– Хелен, работа значит для меня все. Это моя жизнь.
– А ты не из тех, кого называют романтиками, верно? – сказала она и засмеялась. – Мои итальянцы не думают о работе, они думают обо мне.
– Но речь сейчас не о твоих итальянцах.
– Ну, Эд, сядь наконец и успокойся. Теперь ты уже здесь, зачем же так себя накручивать?
Тогда я сел, твердя про себя, что сошел с ума, явившись сюда.
Она подошла к бару.
– Будешь скотч или ржаной виски?
– Наверное, скотч.
Я наблюдал за ней, размышляя, зачем она позвала меня в такой поздний час. Соблазнять меня она точно не собиралась.
– Да, Эд, пока я не забыла: ты не взглянешь на эту камеру? Купила вчера, а вот эта штуковина, затвор, не работает. Ты понимаешь что-нибудь в кинокамерах?
Она махнула рукой на дорогой кожаный футляр, висевший на стуле. Я подошел, открыл футляр и вынул шестнадцатимиллиметровую кинокамеру «Болекс» с турелью на три сменных объектива.