Найди его, а я разберусь
Шрифт:
– Ничего не понимаю. О чем ты толкуешь?
– Ну, значит, ты действительно больше с ней не встречался. Я-то думал, она станет тебя клеить, она вроде западает на крупных, мускулистых парней. Только не говори, что она заявилась в Рим в своих туфлях без каблука, очочках и с прилизанными волосами!
– Я все равно не понимаю, что ты пытаешься сказать, Джек. Что все это значит?
– Все это? – Он ухмыльнулся. – Похоже, ты даже более везучий, чем мне казалось, или невезучий, зависит от того, с какой стороны посмотреть. У нас-то все парни ее знают. Слава у нее дурная. Когда мы услышали, что Хелен собралась в Рим,
Я ощутил, как меня бросило в жар, а потом в холод.
– Это для меня что-то новенькое, – отвечал я равнодушным тоном.
– Ну и ну. Она ведь просто проклятье для мужчины. Конечно, признаю: все при ней. Она красотка, у нее зазывный взгляд, а от ее фигуры воспрянет даже покойник, но какие беды грозят из-за нее нашему брату! Не будь Чалмерз самой большой шишкой в репортерском мире, все газеты Нью-Йорка выходили бы с посвященными ей заголовками минимум раз в неделю. Ее имя не треплют в прессе, поскольку никто из репортеров не хочет ссориться со стариком. А она вляпывается практически в любую грязь. И из Нью-Йорка она слиняла сюда только потому, что каким-то боком причастна к убийству Менотти.
Я сидел, окаменев, и лишь таращился на него. Менотти был нью-йоркским гангстером со зловещей репутацией – немыслимо богатый, влиятельный, сам бывший киллер. Он занимался профсоюзным рэкетом, наживался на наркоторговле и проституции – не тот человек, с которым стоит водить знакомство.
– И как она связана с Менотти? – спросил я.
– Ходили слухи, что она его женщина, – сказал Максвелл. – Она везде появлялась вместе с ним. Одна маленькая птичка мне напела, что она была у него на квартире, когда его прикончили.
Примерно два месяца назад Менотти был жестоко убит в съемной трехкомнатной квартире, где у него было «любовное гнездышко». Женщина, которая была с ним, исчезла, и полиция так и не смогла ее отыскать. Киллер тоже скрылся бесследно. В основном все считали, что Менотти убит по приказу Франка Сетти, соперничавшего с ним гангстера, которого депортировали из США после обвинения в наркоторговле, и сейчас он, как предполагалось, осел где-то в Италии.
– Что за птичка? – поинтересовался я.
– Это был Эндрюс, который, как тебе известно, всегда в курсе событий. Он обычно знает, о чем говорит. Хотя, может быть, на этот раз ошибся. Все, что я знаю наверняка, – Хелен везде появлялась в обществе Менотти. А в Рим уехала вскоре после того, как Менотти был убит. Консьерж того дома, где удавили Менотти, дал Эндрюсу прекрасное описание исчезнувшей женщины, и Хелен Чалмерз соответствует этому описанию один в один. Наши ребята вышли на консьержа раньше полиции и убедили его молчать, так что никто ничего не узнал.
– Ясно, – сказал я.
– Ну, если тебе не известно никаких пикантных подробностей ее пребывания в Риме, похоже, она здорово испугалась и наконец-то начала вести себя прилично. – Максвелл ухмыльнулся. – Честно говоря, я разочарован. Сказать по правде, когда я услышал, что мне предстоит занять твое место, я подумал, не замутить ли мне с ней самому. Она действительно нечто. Раз тебе поручили за ней присматривать, я надеялся услышать от тебя, что вы с ней уже нечто большее, чем старые друзья.
– Ты что, думаешь, я настолько туп, чтобы крутить роман с дочкой Чалмерза? – с жаром спросил я.
– А почему нет? Она стоит того, чтобы крутить с ней роман, и в подобных случаях она старательно заботится о том, чтобы старик никогда об этом не узнал. Она шляется по мужикам лет с шестнадцати, и Чалмерз ни сном ни духом. Если ты не видел Хелен без очков и ее кошмарного пучка, значит ты вообще ее не видел. Она сногсшибательная, и, более того, я слышал, что она очень и очень искушенная. Если она когда-нибудь начнет подбивать клинья ко мне, я не стану возражать.
Понемногу мы вернулись от разговоров о Хелен к делам. Проведя еще час в компании Максвелла, я отвез его обратно в гостиницу. Он сказал, что завтра с утра приедет в редакцию, чтобы разрешить оставшиеся вопросы, и поблагодарил меня за веселый вечер.
– Ты действительно везучий парень, Эд, – сказал он на прощание. – Международные новости, наверное, лучшее в нашем деле. Есть люди, готовые пожертвовать левой рукой, лишь бы заполучить эту должность. Лично я бы ее не хотел. Слишком много хлопот, однако для тебя… – Он не договорил и широко улыбнулся. – Человек, способный упустить между пальцев такую рыбку, как Хелен… да боже мой! Чем тебе еще заниматься, как не выуживать международные новости?
Он счел это весьма удачной шуткой, похлопал меня по спине и, посмеиваясь на ходу, направился к лифтам.
Мне его шутка не показалась удачной. Я сел за руль и в плотном потоке машин добрался до своего дома. По дороге я успел поразмыслить. Сведения о жизни Хелен, выданные мне Максвеллом, меня потрясли. Я не сомневался, что все сказанное им правда. Я знал, что Эндрюс тщательно проверяет свою информацию. Значит, Хелен путалась с Менотти. Я вдруг задумался, а с кем она путается здесь. Если она еще в Нью-Йорке увлекалась опасными рэкетирами, возможно, она продолжает в том же духе и в Риме. Не потому ли она живет столь роскошно? Не содержит ли ее какой-то мужчина?
К тому времени, когда я уже разделся и ложился в постель, меня мучил вопрос, стоит ли мне, в самом деле, садиться на поезд до Сорренто. Хочу ли я связываться с подобной девицей? Если мне действительно предстоит возглавить отдел международных новостей – а я был уверен, что Максвелл не стал бы об этом говорить, если бы это не было делом решенным, – настоящее безумие ставить на кон подобную должность, когда имеется хотя бы малейший риск. Как уже было сказано, это самое теплое местечко в газете. Я понимал: стоит Чалмерзу узнать, что мы с его дочерью любовники, и я не только лишусь работы, но и навсегда вылечу из журналистики.
– Нет, – произнес я вслух, выключая свет. – Пусть отправляется в Сорренто сама. Я не поеду. Пусть поищет себе другого дурачка. Лично я еду на Искью.
Однако спустя два дня я сидел в поезде Неаполь – Сорренто. Я все еще твердил, что это глупость и безумие, но, сколько бы я это ни повторял, приказывая себе остановиться, ничего не изменилось. Я уже ехал. И поезд, как мне казалось, идет недостаточно быстро.
Прежде чем сесть на поезд до Неаполя, около десяти утра я заглянул в контору – проверить напоследок, все ли в порядке, и забрать адресованные лично мне письма, если таковые пришли.