Найди меня в поднебесье
Шрифт:
Вождь, который борется за неотвратимо гибнущий, старый, бесконечно прекрасный мир.
"Кто виноват, что этот мир на грани? В чем правда? Стоит ли целый мир одной-единственной жизни простого, ничем не выдающегося человека? Имею ли я право сражаться за свою жизнь, зная, сколько от нее зависит? Я даже рада, что мне не приходится отвечать на такие вопросы. Пусть правители размышляют о судьбах мира. Я буду делать только то, во что безоговорочно верю сама".
– Я – землянка, Гирмэн. Я мало прожила в Халлетлове, но мне хватило, чтобы полюбить этот мир. У меня нет сейчас времени и желания размышлять и философствовать о приемлемости жертвоприношения. Я отправлюсь с тобой на Гору! Я пойду под твой нож! Если моя кровь подарит жизнь Халлетлову – я буду знать, что погибаю не зря. И я прошу тебя, дай Арэнкину умереть так, так он заслуживает, так, как он мечтает! Если не можешь подарить ему жизнь… Подари достойную смерть! И тогда я не усомнюсь ни на миг, тогда
– Да, – сказал он. – Считай договор заключенным. Это был мой приговор, в моей власти его подправить. Я подарю ему смерть на выбор, обещаю. Слово нага. Через три дня я приду за тобой. Приготовься.
– Гирмэн!
– Что-то еще?
– Дай мне увидеться с ним.
– Нет. Этого я не сделаю.
– Прошу тебя! Во имя того, что нас связывало в иной жизни! – Елена произнесла то, что обещала себе никогда не вспоминать. – Дай мне увидеться с Арэнкином еще раз!
– Нет, Елена. Это лишнее. Можешь идти. Помни – через три дня.
В тренировочном дворе назревал бунт.– Я не желаю тренироваться!
– Кандидат Кусинг! Отставить разговоры!
– Не отставлю! – храбро выкрикнул вазашек. – Я хочу, чтобы меня продолжил обучать Арэнкин!
– Прекратить! – рявкнула Мейетола.
– Он лучший из наставников! – не унимался Кусинг. – Это несправедливо!
– Закрой пасть, крысеныш, и прими стойку!
– Я не крысеныш! Что сказал бы господин Шахига?! Без него все пошло не так! А теперь еще…
– Как ты смеешь обсуждать то, что тебя не касается?
– Это касается меня! Арэнкин – наш наставник! И я уверен, что он обвинен несправедливо!
– Он совершил преступление, которое карается смертью по закону.
– Чушь! И вы это знаете, госпожа Мейетола! Иначе не стали бы со мной разговаривать!
– Достаточно! Обучение в ваших, а не в наших интересах! Ты отсюда вылетишь и не успеешь пискнуть.
– И пусть! И выгоняйте меня! Выгоняйте!
Кусинг швырнул мечик на песок, развернулся и умчался со двора. Мейетола, закусив губу, смотрела ему вслед.
К следующей тренировке нагини решилась действовать.– Кандидат Фануй, задержись!
Парень поставил меч на место и подошел к наставнице.– Арэнкин рассказывал мне, как он впервые увидел тебя. Долго ты с бандитами дела имел?
Фануй замешкался.– Не тяни мышь за хвост! Отвечай честно!
– Ну имел, – неохотно протянул Фануй. – А что?
– Воровать умеешь? – в лоб спросила Мейетола.
Фануй отвел глаза.– Не понимаю, к чему…
– Отвечать на вопрос!
– Бывало! – с вызовом ответил Фануй. – Разное бывало!
– Тогда мне нужна твоя помощь.
Фануй крался тенью вдоль тюремного коридора, стараясь не звякать ключами. Мейетола, гибкая, незаметная, как настоящая змея, скользила за ним.
– Госпожа Мейетола?
– Что тебе?
– А что вам будет за это?
– Какая тебе разница? Тебе ничего не грозит, я обещала! А мне голову оторвут… Ничего, новая вырастет, как всегда. Что пугаешься, в переносном смысле, естественно!
"Улетайте в Чинияангу! – думала она. – Прочный, устойчивый мир. Там живут наги, они дадут укрытие. Сенгиды уже роют когтями землю, оружие готово. Брат, только не будь упрямым, прислушайся ко мне. За Елену я уверена, Кусинг найдет ее, приведет к морю. Она полетит с тобой, пусть в меня последний крысеныш плюнет, если я ошибаюсь!"
Преодолев бесчисленные коридоры, кандидат и его наставница добрались до нужной камеры. Мейетола бросила взгляд сквозь решетку и застонала.
Камера была пуста. Нагини точно знала дату казни, точно знала также, что наг, попавший в эту камеру, обречен находиться здесь до последнего часа – и никаких других возможностей. Она поняла, что опоздала.– Наставница, идемте! Держите мою руку! Вдруг все обойдется, не может не обойтись!
Но Мейетола сползла вниз по стене и зарыдала второй раз в жизни. Арэнкин измерял шагами камеру. Четыре шага в одну сторону. Три – в другую. Наги не держали элитных тюрем и не имели понятия о благородных заточенных. Перед ликом закона равны все.– Ты все еще хочешь смерти, брат?
Арэнкин знал обряд жертвоприношения от и до. Он знал каждый шаг, каждое слово, ценность и назначение каждого мгновения. Он наизусть знал слова, записанные в свитках Витенега. Он обладал жизненной энергией, свойственной далеко не всем нагам.
– Ты умрешь той смертью, которую выберешь. Сделай то, что я прошу, и я пересмотрю приговор.
Арэнкин молчал. Он не смотрел на брата.– Иногда приходится жертвовать. Не ради себя, не ради чьей-то прихоти. Во благо всего мира. Брат, облачные моря возникают все чаще и чаще. Мы уже с трудом держим все границы, нам приходится привлекать муспельхов и птицелюдов. Мир на краю. Мы пытаемся удержать то, что разваливается под нашими руками. Одна жертва – и все встанет на свои места. Одна жизнь – и мир обретет равновесие. Одно сердце – и Халлетлов вновь будет крепко связан с Землей. Разве эта девушка недостойна стать той, кто возьмет на себя великое дело? Ее живительная кровь напитает этот мир, она останется здесь, она останется с тобой. Я не желаю твоей смерти, брат. Я всегда любил тебя, я обязан тебе жизнью. Но я не тот, кто имеет право ставить чувства превыше всего.
Гробовая тишина стояла в камере, уже похожей на склеп.– Что ж, – сказал Гирмэн после некоторого молчания. – В любом случае, обряд будет проведен. Может, не так гладко, как если бы это сделал ты, но, уверен, не менее действенно. Елена дала свое согласие после того, как узнала всю правду, которую ты от нее скрывал. Мне жаль, брат.
Еще до того, как шаги Вождя начали стихать, Арэнкина вновь захлестнула волна тошнотворного страха, смывая все то, что он внушал себе несколько дней. Он боролся с собой еще одно мгновение. Бесполезно.