Найди меня
Шрифт:
– Вернись в постель, – попросил я.
– Что – еще? – поинтересовался он с притворным изумлением. Мне нравилось лежать в его объятиях, прижавшись к нему спиной, и чувствовать у себя на шее его дыхание. Я не сдерживался.
Той ночью, после того как мы занялись любовью, возникла заминка: я почувствовал, что мне пора одеваться и уходить.
– Ты же не встаешь, нет? – спросил он тогда.
– Я в туалет, – сказал я.
Я лгал.
– Но ты же не уходишь?
– Не ухожу.
Но и тут я соврал.
Я собирался уйти, хотя бы по привычке. Хотел объяснить, что всегда ухожу после секса, поскольку сам того хочу или чувствую, что
Той ночью, после того как мы занялись любовью, он сказал, что нужно сходить куда-нибудь перекусить.
– Я умираю с голоду.
– Я тоже, – ответил я.
– Но нам следует поторопиться.
Мы даже не заметили, что уже за полночь.
– Похоже, что мы трахались?
– Да, – сказал я.
– Люди могут догадаться.
– Я хочу, чтобы они догадались.
Мы поужинали в небольшом, но шумном заведении, которое обыкновенно работало допоздна. Официанты здесь тоже знали Мишеля, как и некоторые из завсегдатаев. Мы оба чувствовали: они догадываются, чем мы занимались всего пятнадцать минут назад, и это нас возбуждало.
– Я хочу еще раз обняться с тобой, – сказал я тем утром.
– Только обняться?
Не успев сообразить, что делаю, я крепко обхватил его талию ногами.
– Могу я задать тебе вопрос? – спросил он.
Его лицо находилось в дюйме от моего, и ладонью он убирал волосы у меня с глаз.
Я понятия не имел, какой вопрос он хочет мне задать: может быть, о наших телах, или что-то немного неудобное, к примеру, понравилось ли мне и будем ли мы предохраняться и в дальнейшем?
– Ты занят сегодня вечером?
Я чуть не расхохотался и сказал:
– Совершенно свободен.
– Тогда как насчет нашего маленького бистро?
– Во сколько?
– В девять?
Я кивнул.
Я забыл точный адрес заведения, и Мишель напомнил, на какой улице оно находится. А потом, стараясь не показаться напыщенным, заметил, что иногда там для него держат столик.
– Я часто привожу туда клиентов на обед или ужин.
– А других?
Он улыбнулся.
– Если б ты только знал!
Он, видимо, предупредил горничную, что у него гость, – вероятно, когда я был в душе, – потому что завтрак в столовой был накрыт на двоих. Кофе и куча всяких вкусностей: хлеб, сыр и джемы, похоже, домашние. Сказал, что ему нравится айвовый и инжирный, хотя большинству – ягодный и цитрусовый.
– Но ты выбирай сам.
Ему пора было бежать на работу.
– Тогда до девяти?
Мы вышли вместе. Я сказал ему, что поеду домой переодеться, а потом в консерваторию и после занятий пообедаю с коллегой. Понятия не имею, зачем я рассказал ему столько о своем дне. Он слушал, глядя, как я отстегиваю велосипед, снова восхитился его рамой и предложил мне в следующий раз сложить его и занести внутрь, а потом, в отличие от первого раза, стоял и смотрел, как я уезжаю.
Но было еще слишком рано. Поэтому я проехал сначала по одной улице, потом по другой, перебрался через мост. Мне было все равно, куда ехать, я хотел найти булочную и там посидеть, выпить еще чашечку кофе и подумать о нем; я не хотел, чтобы события утра стерли воспоминания о прошлой ночи, о наших диких поцелуях в конце, когда мне хотелось слышать только тишину и успокаивающее пыхтение старого лифта, который поднимался и опускался, каждый раз напоминая мне, что и после нас на нем кто-то ехал.
Обычно я забываю или пытаюсь задвинуть поглубже мысли о том, что случилось ночью, и это несложно, поскольку все редко длится больше пары часов. Иногда кажется, будто ничего и не было, и я рад своему беспамятству.
Сидя в кафе этим очень ясным утром, я с удовольствием смотрел на людей, идущих на работу, а сам чувствовал себя как на рождественских каникулах. В сексе не было ничего необычного, но мне понравилась его внимательность во всем: то, что он подал мне полотенца, как он заботился о моем теле, моем удовольствии, как ничего не упускал и всегда вел себя с тактом и добротой, почти с почтением к телу человека в два раза моложе его. Даже то, как он поглаживал и ласкал сначала мои ладони, а потом запястья, прося лишь о доверии, пока мои глаза были закрыты, – просто растирал запястья, мягко прижимая их к кровати самым добрым из жестов, доступных человеку. Почему никто никогда прежде меня так не держал? Такая, казалось бы, ничтожная ласка очень меня порадовала. Впредь, если он забудет, я попрошу его сделать это снова.
Я отложил газету и машинально поднял воротник флисовой куртки, который натирал мне подбородок. Он напомнил мне о небритой щеке Мишеля сегодня утром, когда мы снова занялись любовью. Я хотел, чтобы моя куртка пахла им. Каким средством после бритья он пользовался? Аромат был слабым, но мне хотелось знать, что это за запах. Завтра утром я обязательно потрусь о его щеку своей.
А потом я вспомнил о своем отце, который сказал, что через несколько недель приедет в Париж на Рождество. Будем ли мы с Мишелем еще вместе? Мне хотелось, чтобы отец с ним познакомился. Интересно, что он о нем подумает? Они с Мирандой пообещали в этот раз привезти с собой мальчика – отец сказал, что пора мне увидеться с младшим братом. Я отведу их в свое кафе, и, если Мишель будет по-прежнему присутствовать в моей жизни, мы с Мирандой просто предоставим им с отцом решать, кто из них младше.
Остаток дня я провел словно в тумане. Три студента плюс лекция, подготовленная за пятнадцать минут до начала занятия. На обеде я мог думать только о предстоящем ужине, об односолодовом виски, орешках, соленых печенюшках и о том мгновении, когда Мишель вновь предложит два полотенца мне, а два возьмет себе. Будет ли он сегодня таким же гостеприимным или превратится в человека, которого я не знаю? Я надеялся, что моя лучшая рубашка хорошо выглажена, проверил – так оно и оказалось. У меня даже промелькнула мысль надеть галстук, но потом я передумал. Я причесался и уже с нетерпением ждал, когда он проведет ладонью по моему лбу. По пути я попросил местного сапожника начистить мне туфли.