Найду и удержу
Шрифт:
Мудро, похвалила она себя. Вообще-то она всегда была умной. А в «мужском институте» она поняла, что не только умная, но и красивая. Таких, как она, там больше не найти.
Умная, красивая, одернула себя Наталья. Почти королева красоты разъезда с таким французским названием — Дорадыковский, смеялась она над собой. Когда они были в Париже, их угостили рыбой дорада. Это название настолько ее потрясло, что она увидела в совпадении тайный знак и пыталась его разгадать. Какая связь между ними? Неужели кто-то из французов побывал здесь и откушал рыбу, напомнившую модную у них до-раду?
И еще насчет ума и красоты. Она считала, что с Сашей ей повезло. Он был юный не по годам, какими долго остаются вундеркинды, талантливый. Он подошел ей как нельзя лучше в тот момент, когда... Стоп. Об этом не вспоминаем никогда. Только через тысячу пятьсот световых лет, приструнила она себя любимой присказкой. Но для нынешней жизни он оказался слишком мягким. Наталья думала, что ее жесткости, невидимой постороннему глазу, хватит на двоих. Она полагала, что с Сашиными мозгами и ее упорством они переберутся под Серпухов очень скоро. Там, вокруг циклотрона, собралось предостаточно выпускников физтеха, среди них надо искать себе место.
— Нет, — отвечал Саша на все попытки подтолкнуть к переезду. — Здесь хорошо.
— Но здесь всегда будет девятнадцатый век. — Наталья и сейчас слышала свой удивленный голос. Неужели Саша не видит, среди чего они живут?
— Отлично, — вполне серьезно сказал он. — Это то, что надо. Мы — гусары своего натурального времени.
— Еще скажи, что мы во Франции.
— Конечно. Мысленно представь себе и...
Наталья помнит, что она не нашла слов для спора с ним. Она вылетела из комнаты и долго курила на балконе.
Натуру не переделаешь, наконец поняла Наталья, доказательство тому — она сама.
Она пыталась — нет, не перекроить себя, но подправить, чтобы их с Сашей жизнь была сносной и дальше. Она заставляла себя увидеть что-то завидное в своей жизни на этом разъезде, в закрытом, потом открытом городке.
А оно на самом деле было — трехкомнатная квартира, например, на третьем этаже в доме из красного кирпича в пять этажей. С большой кухней и ванной.
Их дом являлся предметом зависти обитателей частных домов. Это уже потом, когда городок закрытый стал открытым, из кранов перестала течь вода, то и дело гасло электричество, лифты бастовали, ожидая откуда-то команды. Владельцы-собственники возрадовались — они сами могут управлять своей жизнью в отличие от тех, кто засел за красными кирпичными стенами.
Но обитатели дома недолго мучились — сообразительные и умелые, они наделали буржуек и вывели трубы в форточки. А на работе рассчитывали параметры кондиционеров, а не стратегических ракет, как прежде. Они хорошо шли на рынке новой жизни.
Несколько лет их дом походил на корабль, севший на мель, с трубами-иллюминаторами. А потом, когда лихорадка прошла и завод вовсю выпускал кондиционеры вместо чего-то ракетного, форточки снова стали самими собой. Буржуйки они подарили владельцам частных домов — на радость свиньям. Их сараи в самые лютые холода теперь обогревали «ученые печки».
И конечно, военно-исторический клуб — игра для умных и умелых взрослых — тоже можно отнести к разряду чего-то хорошего. Они зарегистрировали его как общественную организацию, сшили форму французских гусар, экипировались, а когда смогли получить загранпаспорта, то устремились в Европу. Вот здесь Саше замены не было. К нему тянулись европейские гусары, они каждое лето присылали приглашение от своих клубов — во Францию, Германию, Италию. В таких поездках Наталья на самом деле готова была поверить, что живет не на разъезде Дорадыковский, а в Европе...
Но всегда приходилось возвращаться. Теперь Наталье хотелось вылететь из своей жизни не только виртуально, но и реально. С тех пор как дочь уехала учиться, она почувствовала особенно остро, как быстро уходит ее время. Так что же, она останется здесь до конца дней? Если Ястребов не хочет, то она одна сделает рывок.
Наталья приоткрыла рот, впустила воздух, которого ей показалось мало в крошечном кабинете, полном терпких ароматов. Мысли крутились в голове и, похоже, пожирали кислород слишком жадно. Скорее, все нужно сделать скорее. Спешить. Пока Серафим Скурихин свободен. Он должен быть свободен от всех, кроме нее.
К Наталье наконец подошла косметичка.
— Ну как? Стряхиваем? — спросила она, хорошо зная, что клиентка не может пошевелить губами. Казалось, она испытывает удовольствие от беспомощности лежащих перед ней поклонниц красоты.
Наталья не пыталась отвечать, она отдалась во власть рук, которые хорошо делали свою работу.
Посвежевшая, она выйдет отсюда и поедет в художественный музей. Серафим пригласил ее на концерт своего сына. Парень ловко играл на губной гармошке. Правда это или заблуждение отцовской гордости, но он как будто умеет подражать голосам певчих птиц.
А потом, она почувствовала, как жарко стало под руками косметички, Серафим повезет ее к себе. Его загородный дом в девяти километрах от города. Почти столько же, сколько до ее разъезда, правда, на юг, не на север. Это настоящее имение, место не только для жизни, но и для развлечений. Он хочет устроить большой праздник и ждет нее сценария битвы.
Наталья знала, что это будут сцены Бородинского сражения.
Она почувствовала, как мурашки поползли по спине.
То будет особая битва, с ее личной победой.
— А это что за штучка? — Серафим наклонился, разглядывая белое тугое бедро. На его нежном снежном фоне темнело что-то.
Наталья засмеялась.
— А ты рассмотри как следует, — сказала она, демонстрируя ему бедро.
— Круто, — похвалил он. — Сердце, сам вижу. — Он провел по нему пальцем. — Какая ты лихая. Не боишься боли? — Его темные глаза с любопытством смотрели в ее синие. — Татуировка... — Он поморщился.