Найду и удержу
Шрифт:
— Нет примера пока. Но мы говорили о моем языке.
— Говорили.
— У нас нет буквы «ы».
— А куда вы подевали букву «ы»?
— Отменили. — Он хмыкнул. — Чтобы отличаться.
— Ясно, хотя ничего не ясно, — проворчала она, убирая со лба рыжеватые волосы и отбрасывая на спину длинную толстую косу.
— Между прочим, ты похожа на эстонку.
—
— Нет. Из Пярну. Есть такой курорт.
— Я там была. С мамой.
— Да, он детский. Ты похожа на детей тех, у кого есть свой дом в Пярну, и они пускают в него отдыхающих.
— А что в таких детях особенного?
— Они очень сообразительные и быстрые.
— Гм, — отозвалась она, не зная, что сказать. — Продолжай.
— У нас есть даже свое пиво. Сааремааское. Наш остров всегда варился в собственном соку...
— Этот сок превратился в пиво? — засмеялась Варя.
— Я правильно сказал, ты очень быстрая. Но на нашем острове некуда спешить. Если будешь спешить — быстро добежишь до моря. Куда ни побежишь, везде море. В Эстонии все живут на хуторах, а у нас — в деревне.
— Как же вы добираетесь до своего острова?
— На пароме.
— Ого! Я однажды переплывала...
— Но по морю, да?
— Нет. Через реку.
— А мы должны перебраться через пролив, он пятнадцать километров.
— Это дальше, чем до дедушкиной биостанции, — заметила Варя. — Много.
— У нас особые дома. Крыши покрыты тростником.
— А где вы его берете? У вас остров на болоте? То есть болото на острове? — поправилась она.
— Нет. Тростник растет на мелководье.
— Понятно. А что еще у вас растет?
— На лугах есть дикие орхидеи, можжевельник, боярышник.
— А вокруг Балтийское море. — Варя произнесла это с завистью, и Юрий рассмеялся.
— Ты увидишь наше море. — Она быстро подняла голову. — Оно синее-синее, как... как глаза моей сестры, — сказал он. — И безбрежное. Если посмотреть с самого высокого мыса на Сааремаа — Панга панка.
— У тебя есть сестра? — спросила она.
— Есть. Она на один год моложе меня. Я люблю ее. Она меня тоже.
— А какую религию исповедуют эстонцы? — спросила Варя, взглянув на золотые купола отреставрированной церкви, которые сверкали на солнце за рекой.
— В основном лютеранство.
— А на вашем острове?
— На нашем тоже. Православных церквей на западе больше, чем лютеранских.
— А почему?
— История. — Он пожал плечами. — Русский царь, чтобы привлечь эстонцев к своей религии, давал землю тем, кто переходил в православие.
— А твоя семья?
Он пожал плечами.
— Моим предкам не надо было больше земли. — Он засмеялся. — Они любили лес, не пашню.
— Они были охотниками?
— Нет, но самыми лучшими стрелками из арбалета. Потому что мой прапрадед был мастером-арбалетчиком. Моя сестра стреляет из арбалета, она хочет победить на чемпионате северных стран... Он будет через три года в Стокгольме...
За окном что-то грохнуло, Варя вздрогнула и подскочила. Надо же, а ведь думала, что все прошло. Но нервы напряглись, когда она вспоминала о Юрии. Еще вчера выстрелы из петард, которые накупили мальчишки перед Новым годом, она пропускала мимо ушей.
Стоп, сказала она себе. На сегодня воспоминаний о Юрии Выйке достаточно. Лучше подвести итог дня, найти то, чему можно порадоваться.
Сегодня есть чему — Надя нашла новую работу. С ее помощью, снова подчеркнула Варя. И... и еще, она была вынуждена признаться — она познакомилась с гусаром.
А куда денешься? Если охватить мысленным взглядом минувший день, этого гусара не обойти. Он стоит на пути, как старинный верстовой столб, который недавно поставили возле центральной почты и расчертили полосками для большего сходства с оригиналом.
Александр Алексеевич Ястребов. Новое имя, и между прочим, птичье, только сейчас заметила она.
— Как интересно, — пробормотала Варя и покрутила головой. Потом встала и отнесла стакан на кухню, сполоснула под краном. Она почувствовала, как утомилась за этот день.
Спать, спать...
7
Саша полировал пастой саблю. Серый металл блестел все сильнее, настроение повышалось с каждым движением руки, с каждым новым бликом на клинке.
Натальи дома нет. С тех пор как Вика уехала учиться, жена все реже бывала дома. Они в общем-то давно жили как соседи по коммуналке, а общались словно коллеги по работе. Приличные, не скандальные, вежливые, но бесконечно чужие.
— Все, Ястребов, я больше в эти игры не играю, — сказала она однажды. Тогда они еще пили вместе некрепкий чай перед сном — ритуал, который повелся со студенческих времен. Но это происходило все реже.
— Ты о каких играх? — спросил он насмешливо.