Найду и удержу
Шрифт:
Она прикрыла глаза. Теперь она уже могла без боли вспоминать о Юрии и о себе, наивной девочке. Если бы тогда она понимала людей так, как сейчас, никогда бы с ней не произошло того, что произошло.
Не было бы обиды, которая мучила Варю столько времени после возвращения домой с острова Сааремаа.
Троллейбус раздвинул гармошку дверей, Варя вышла и привычно взглянула на свои окна на пятом этаже. Они темные. А какие еще они могут быть? Мать уехала с Сергеем Викторовичем, за которого она, похоже, все-таки выйдет
Родион Степанович укатил на биостанцию, что в десяти километрах от города. Он называл ее птичьей станцией, что чистая правда.
Варя вошла в квартиру и зажгла свет. Она любила полное сияние люстр, россыпь огней. Но это с недавних пор. Прежде даже телевизор смотрела, не включая свет. Как будто старалась укрыться от всех.
Теперь в этом нет никакой нужды, а главное — желания. Она излечилась от прошлого, оно стало одним эпизодом в ее жизни. Таким, который научил ее, что даже самую неприятную ситуацию в жизни можно обратить себе на пользу. Поумнеть, например.
Варя открыла холодильник и налила из бутылки минеральной воды без газа. Взяла стакан и села на диван. Она включила магнитофон, комната наполнилась весенними голосами птиц.
Теперь она не боялась весны и голосов птиц, хотя они напоминали ей о той весне, когда она влюбилась в Юрия...
Родион Степанович пользовался допотопным магнитофоном. Они с матерью много раз предлагали ему сменить технику на новую. Но он упорствовал, утверждая, что аппарат под названием «Весна» обладает качествами, которых нет даже у новых моделей. Он позволяет прокручивать голоса птиц в медленном темпе, а значит, раскладывать пение на ноты...
Варя никогда не училась музыке и не спорила. Мать отмахивалась, у нее полно своих дел, она редко бывала дома, потому что по работе часто уезжала в экспедиции. В основном на Север. Предмет ее собственной научной страсти — горностаи, обладатели царственного белого меха, живут и роскошествуют, как она говорила, имея в виду условия для их обитания, в ханты-мансийской тайге.
Дедушка был главным воспитателем Вари с тех пор, как бабушка отошла в мир иной. Это случилось в предпоследний Варин школьный год, они с дедом были друзьями и поддерживали друг друга как могли.
Дедушка и сейчас преподавал в сельскохозяйственном институте, но его расписание не было таким напряженным, как прежде. Больше всего он любил заниматься аспирантами. Он брал одного, вел его к успеху, потом — следующего. Одним из них и был Юрий.
5
… — Сегодня придет к нам будущий ученый муж, — объявил он Варе, когда она усаживалась за курсовую работу по ветеринарии. Варя училась тогда на первом курсе дедушкиного института.
— Кто это? — спросила она, чувствуя, как сердце дернулось. Она втянула носом острый ветер из форточки. Как странно, но ни в какое другое время года, кроме весны, воздух не пахнет вот так — то ли антоновкой, то ли редиской. От последнего сравнения ей стало смешно, она громко хмыкнула.
— А чего ты смеешься? На самом деле очень талантливый парень — Юрий Выйк.
— Кто-о? — протянула она. — Какая смешная фамилия.
— Он из Эстонии, — объяснил Родион Степанович.
— А-а, — отозвалась Варя. — Поэтому фамилия такая странная.
— Так что, Варвара, прибери-ка нашу берлогу, — он окинул взглядом гостиную, — да как следует.
— Эта часть берлоги, — сказала она, оглядывая гостиную, — в полном порядке. А вот та, в которой ты...
— Ее не тронь! — горячо перебил ее Родион Степанович, протестуя, он даже поднял руку.
— Но ты ведь будешь заниматься с ним в своем кабинете?
— Буду. Но сперва мы попьем чаю в гостиной. В Эстонии, насколько мне известно, люди неспешные, они любят порядок, все раскладывают по полочкам. С ними нельзя, как с нашими, делать дела наскоком.
— А ты собираешься делать с ним дела? — спросила Варя. — С этим Юрием Выйком?
Ей по какой-то странной причине хотелось говорить и говорить о незнакомце, который к ним придет. Хотя она никогда не видела этого Юрия Выйка. Но то ли весенний ветер, то ли странная фамилия, а может быть, томление, которое все чаще охватывало ее, виноваты. Ее сердце подпрыгивало, вгоняя бледные щеки в краску, а тело требовало чего-то такого, чего оно до сих пор не знало, но жаждало... В общем, словами она все это не могла объяснить.
— Посмотрим, — загадочно ответил Родион Степанович. — А парень, между прочим, симпатичный. У него классическая европейская внешность.
— Сколько ему лет? — спросила Варя, подставляя горящую щеку ветерку, который тянул из форточки. Он был теплее прежнего, и в нем отчетливо слышался запах хлебной корочки — недалеко от них открылась частная пекарня. Этот запах Варя называла запахом сытости.
— Двадцать восемь, — ответил Родион Степанович.
— Не юноша, — фыркнула Варя.
— Однако, — насмешливо бросил Родион Степанович, — он хорошо сохранился. Сама увидишь.
— Просолился на морских ветрах, да?
— Не без этого. Он живет на острове Сааремаа, который на самом деле под ветрами со всех сторон... Ладно, я сейчас ненадолго загляну в библиотеку. — Он кивнул в окно. Библиотека имени Пушкина была через дорогу. — Я мигом...
Варя пропылесосила гостиную, коридор, смахнула пыль, как обычно, с подоконников и, как обычно опять-таки, не прикоснулась ни к чему в кабинете деда. Запретная зона, она не собиралась вторгаться в нее без приглашения.