Найду и удержу
Шрифт:
Она почувствовала сквозь платье его твердый живот, его бедра... Ей было и неловко, и... очень ловко. Варя втянула носом воздух. Этот танец слишком похож на другие объятия, при мысли о которых она розовела, как ни старалась удержаться.
— Вы так считаете? — Варя подала голос только потому, что Ястребов молчал и не сводил глаз с ее лица. Она поняла, что должна отозваться.
Ничего другого Варя сказать не могла, потому что его рука обжигала талию. Он словно невзначай подталкивал Варю, прижимал ее к себе. «А у него есть животик», — догадалась Варя и испытала непонятное успокоение.
Ястребов, почувствовав Варину радость и податливость, истолковал их по-своему. С еще большим жаром он принялся развивать высказанную мысль:
— Я, например, уверен, что живу во вчера. Работаю — в сегодня.
— Но вы родились в сегодня. Вы же не сами выбрали время? — засмеялась Варя.
— Я сам выбрал то, что называют «вчера». Понимаете? — Он рывком прижал Варю к себе. — Я не тот человек, который живет в завтра. Те люди — другие. Они мыслят иначе, они пытаются осознать то, чего еще нет, примерить... — Он поморщился. — Хорошо, если на себя. Но чаще всего будущее они прикидывают на других. — Он усмехнулся. — Они способны сделать предложение, которое огорошит такого, как я... Человека из другого времени. Причем вовсе не желая обидеть...
Варя вздрогнула. Откуда он знает? Ведь это ей сделали предложение... На острове Сааремаа. Как он верно сказал: мать Юрия и сам он — люди из завтра. А то, что они ей предложили, испугало ее...
— Холодно? Закрыть? — Саша посмотрел на форточку большого окна, из которого тянул ветерок и колебал пламя свечей. Обучая танцам, гусары постарались воссоздать в фойе драматического театра, где будет проходить бал, старинную бальную атмосферу.
— Нет-нет, не надо. Все в порядке. Продолжайте. Просто вы сказали то, о чем я сама думала. Так неожиданно...
— Правда? А в каком времени вы себя чувствуете лучше всего?
— Я всегда думала, что в сегодняшнем дне, — усмехнулась Варя. — Мне нравилось бывать в лесу с Родионом Степановичем, это мой дедушка, я вам говорила. Птицы — они сегодняшние. У них короткий век. Их песни надо записать сейчас. Но когда я оказалась в музее, я почувствовала, как мне уютно в старых стенах, среди старых вещей... Там, где прошлое.
Ястребов засмеялся и нежно пожал ее пальцы.
— Я рад, что мы говорим на одном языке, Варвара Николаевна. — Музыка смолкла, но он не отпускал ее от себя. Она тоже стояла, не пытаясь высвободиться из его объятий. — А можно... — начал он, а она вздрогнула. Не хочет ли он попросить разрешения поцеловать ее? — Можно, я буду называть вас Варей? — спросил он, и она быстро закивала, испытывая облегчение и некоторое разочарование.
— Конечно. — Она порозовела.
— А вы можете называть меня Сашей? — Он снова стиснул ее руку, которую держал в своей.
— Я... я попробую, — тихо ответила она.
— Ну же... — Ястребов сжимал и разжимал ее пальцы.
Варя улыбнулась:
— Да... Саша...
Ястребов смотрел на ее белое лицо. Казалось, на нем нет и следа косметики. Ее губы розовые, на них тоже не заметно следа помады. Значит, если бы он ее поцеловал, то его губы не ощутили бы никакого иного вкуса, кроме вкуса нежности...
«Ах, Ястребов, — одернул он себя, когда подвел Варю к стулу с высокой спинкой. — Разве ты не знаешь, что невидимая косметика самая дорогая? Разве не это тебе втолковывала родная дочь?» Вика приехала на каникулы такая прехорошенькая, что он не мог отвести от нее глаз. Но когда она попросила у него деньги на помаду и сказала, сколько ей надо, он сел на табуретку и молча смотрел на дочь. Тогда-то он узнал, сколько стоит настоящая косметика.
После вальса Ястребову пришлось уехать, котильону Варю и остальных танцоров обучали другие гусары.
Они оба ждали бала с нетерпением, чувствуя, что это событие наверняка изменит что-то в их жизни.
Но Варя не попала на бал. Ей пришлось срочно поехать в Москву. Суходольское землячество, обосновавшееся в столице, проводило ежегодный съезд. Оно жаждало познакомиться с Варварой Николаевной Беломытцевой, о которой было наслышано. Эти состоявшиеся и состоятельные люди сообщили о своей готовности вкладывать деньги в процветание родного города, отказать им во внимании было бы опрометчиво.
Варя заметила, что у людей, особенно внезапно разбогатевших, патриотические чувства не разгораются, а вспыхивают. Как и всякая вспышка, они ярки и быстро гаснут. Как будто среди ночи их будит что-то такое, чему они даже нашли неловкое, на ее взгляд, название — совестливость. Поэтому, понимала она, поездку нельзя отложить.
Варя жила в Москве как в тумане, а возвращалась домой с нетерпением, словно кто-то ждал ее, как никто и никогда не ждал до сих пор...
Она лежала на верхней полке уютного купе, постукивали колеса о рельсы, а в голове метались обрывки разговоров.
— Мы ищем примеры благотворительности в прошлом, чтобы доказать нашим властям необходимость новых законов, — говорил гладкий мужчина, который, как она поняла, строил коттеджи под Москвой. На пятьдесят первом километре по Минскому шоссе, но все еще в пределах «золотой зоны», как с гордостью сообщал он всем, кому интересно. — Когда уходишь от налогов по-крупному, три процента льгот не греют. — Его пухлые розовые губы кривились. — Вы понимаете меня, Варвара Николаевна? — Он многозначительно поднимал рыжеватые брови.
К ним подошел худощавый мужчина с длинной седой бородой.
— Я слышал ваш разговор, — начал он. — Хочу поддержать. На самом деле в законе о благотворительной деятельности и благотворительных организациях семилетней давности закреплена налоговая льгота. Она вроде не так уж мала — три процента от прибыли, которая идет на благотворительные цели, остаются тебе. Но она никогда не будет работать из-за сумасшедших налогов. — Он покрутил головой и одним глотком выпил рюмку водки. — Я, знаете ли, хотел передать своей деревенской школе в селе Афанасьево, что на севере Суходольской области, списанные компьютеры. Но я должен столько заплатить государству за свой порыв к милосердию! — Он взял с серебряного подноса, который держал перед ним официант в белых перчатках, еще одну рюмку и снова выпил. — Лучше я вспомню старую русскую традицию благих деяний — раздам милостыню на Пасху...