Найду твой след
Шрифт:
Нелепая мысль. Взрослая Мира будет женщиной, а не мужчиной. Если бы родился мальчик, тогда еще можно было бы каким-то образом объяснить подобные грёзы.
Натали лучше стала понимать и Агнес Морган. Во время Марша и потом, с помощью ее и Миры, эта достаточно молодая и амбициозная женщина стремилась вырваться из рыхлой, разнородной толпы женского движения Калифорнии. Она хотела стать известной как Агнес Морган, а не просто как член комитета по международным связям женской организации Сан-Франциско. Она жаждала явить миру себя.
Высокая, тонкая, гибкая как лиана, Агнес даже улыбаться умела по-разному — холодно
Натали Даре она улыбалась так, как не улыбалась никому. Иногда Натали хотелось дать определение этой улыбке. Но какое? Материнской назвать никак нельзя — по возрасту Агнес не годилась ей в матери. Пожалуй, то была улыбка сообщницы, подумала Натали.
Возможно, но… Натали тогда и представить себе не могла, что в этом порыве страсти у них с Бьорном был сообщник.
С тех пор Агнес вела ее по жизни и, надо отдать должное, от успеха к успеху. Вот и сейчас она намерена круто повернуть ее жизнь.
Так могу ли я сопротивляться на этот раз? — размышляла Натали. Стоит ли? Может быть, Судьба почему-то послала Агнес ко мне. Или за мной?
Натали ясно помнила день, когда в конференц-зал университета Беркли, в котором она изучала экономику, приехали женщины из женской организации штата. Среди них была Агнес Морган, давняя подруга матери Натали.
— Марш мира стартует в самом начале лета в Сан-Франциско, он проходит через страны Северной Европы — Швецию, Норвегию, заходит в Великобританию и завершается в Париже. Все расходы берут на себя фонды, которые поддерживают самых обыкновенных людей в борьбе за мир.
— Это будет поход с рюкзаками и палатками, — слушала Натали, и глаза ее загорались азартом. — Не забудьте надувные матрасы, — говорила Агнес и подмигивала. — Уверяю вас, пригодятся.
У каждого времени, как теперь прекрасно понимала Натали, есть свои игры и азартные игроки. Было время, когда по дорогам с рюкзаками за спиной и надувными матрасами бродили хиппи, они топали по асфальту и проселку в поисках свободы. Потом, с такой же примерно амуницией, пошли по свету в поисках в общем-то того же самого другие. Они называли себя «гражданами мира», не признающими никаких границ для благородной цели. В Марше мира участвовал один такой, он даже сменил имя и фамилию, сделал себе паспорт, в котором написано: «Малютка Миров». Этот здоровенный мужик был, как полагала Натали, немного не в себе, и она убегала от него, едва он делал шаг в ее сторону.
Но кто бы мог подумать, что именно он поможет ей оказаться в объятиях Бьорна Торнберга?
Однажды Натали резко повернулась, желая избавиться от Малютки, который махал ей рукой и, что-то крича, направлялся к ней. Она пустилась наутек, споткнулась и… уткнулась в грудь могучего блондина.
Этот швед не покушался на ее внимание, он просто раскрыл перед ней руки, иначе Натали шлепнулась бы на землю. Он заметил, что шнурок на ее кроссовке развязался и зацепился за пень…
Думала ли тогда Натали, что эти женщины и мужчины из разных стран на самом деле считают, что своими выступлениями уберегут мир от угрозы ядерной войны? Сама она принимала все на веру, не анализируя, потому что ее мысли были заняты совершенно другим — среди разношерстного сборища обнаружился потрясающий Бьорн Торнберг.
— Атомным бомбам — нет! — скандировала Натали вместе со всеми.
И, стоило ей подумать о том, что ее голос сливается с голосом Бьорна, у нее в животе становилось горячо. И не только в животе… Натали знала, что с ней происходит, у нее был некоторый опыт с мальчиками…
Когда они шли по дорогам с рюкзаками, Натали казалось, будто все это с ней уже было. И горячий сухой ветер в лицо, и пыльные кроссовки, и горные пики на горизонте, запах костра, аромат диких цветов… В общем-то она не ошибалась на сей счет, хотя, по правде сказать, считается, что человек не помнит себя в младенчестве. Вскоре после рождения Натали ее мать рассталась с ее отцом и ушла от хиппи.
Но Натали продолжала настаивать на своем, она говорила самой себе, что помнит и пыль на проселке, и громкие крики, и сладковатый запах курений… Более того, она помнила и другое — свое рождение. Ей казалось, она не забыла, с каким трудом пробиралась сквозь родовые пути своей матери в этот мир. Ей было больно, душно, страшно. Ей не хотелось покидать уютную материнскую утробу, в которой так хорошо и надежно. Но об этом Натали никогда никому не говорила. Да кто ей поверит?
А потом, много лет спустя она узнала от Агнес, что и она тоже верит, что человек способен помнить себя в материнской утробе, как и собственное рождение. Это сидит у него в подсознании, и только умелому психотерапевту под силу вызволить подобные воспоминания…
Мать Натали покинула поселение хиппи не только с ней, но и с новым мужем, сыном родителей еще более обеспеченных, чем она сама. Они стали добропорядочными буржуа, мать родила еще троих детей, они живут в Вашингтоне, в причудливом доме, архитектура которого, как теперь понимала Натали, навеяна архитектору психоделическими видениями. Архитектор, друг нынешнего мужа матери, наверняка принимал ЛСД, когда проектировал дом, потому что более странного жилища Натали никогда не доводилось видеть.
Но при всей странности дома в нем было что-то завораживающее, похожее на сон. Натали чувствовала это на себе всякий раз, приезжая туда. Она спала в своей комнате, подвешенной, словно корзина, между этажами, в стеклянный потолок лился звездный свет, а внизу, казалось, лежит большой город, потому что в пол холла, который просматривался через прозрачный пол ее спальни, были вделаны желтые и красные светильники. Натали казалось, будто она парит между небом и землей.
Офис нотариальной конторы, которую новый муж ее матери пристроил к дому, выстроен в ином стиле — это классический вариант делового учреждения, он не должен вызывать у клиента никаких чувств, кроме уверенности и надежности.
Мать надеялась, что Натали со временем войдет в семейный бизнес, но девочка поехала учиться экономике в Беркли. Жизнь Натали повернулась совсем по-другому…
Натали "наконец встала из-за стола, прерывая пляску мыслей в голове, и направилась к выходу.
Могла ли она и на сей раз спорить с Агнес Морган? Натали казалось, что кто-то невидимый, но сущий соединил их жизни и им никуда не деться друг от друга. Как будто только Агнес дано знать и чувствовать, в какой момент следует произойти переменам в жизни Натали Даре.