Найти и обезвредить

Иванов А.

Этот случай потряс и ошеломил нас. Мы долго не могли произнести ни слова. Потом кто-то предложил ехать на девятый километр, тем более что фашисты снова возобновили бомбежку и массированный обстрел города.

Василия Николаевича Сущева, одного из секретарей крайкома партии, мы похоронили на девятом километре, чуть в стороне от дороги, у одинокого приметного дерева. Могилу рыли чем придется — лопат не было, получилась она мелкой. Речей не произносили. Вытащили пистолеты и дали троекратный залп. И Санин тихо сказал:

— Пусть, Василий Николаевич, земля тебе будет пухом. А с фашистами мы еще посчитаемся…

Вскоре после этого ушел в горы Санин.

К концу сентября обстановка на нашем участке фронта стабилизировалась. Большая часть Новороссийска находилась в руках врага, но расположение советских войск позволяло им

не только вести успешные оборонительные бои, но и контролировать положение в городе и закрыть доступ в Цемесскую бухту, в которую так и не прошел ни один фашистский транспорт. Попытка гитлеровцев прорваться к Туапсе тоже не увенчалась успехом. Самое большое, чего им удалось добиться, это выйти к Гойтхскому перевалу и овладеть горой Семашхо, с вершины которой хорошо был виден пылающий от беспрерывных бомбежек город и такое близкое, но недоступное для них море. Врага остановили также на Тереке и на перевалах Главного Кавказского хребта.

Мы знали, что в период самых ожесточенных боев за Кавказ в августе 1942 года в Москву прилетел Черчилль для переговоров со Сталиным по вопросу о втором фронте. Но наши надежды на открытие боевых действий союзниками в Европе не оправдались. Правда, англичане и американцы предложили ввести свои войска на Кавказ, но Советское правительство такого рода «помощь» решительно отклонило. Как и прежде, нашей стране приходилось рассчитывать только на свои силы. И партия делала все, чтобы мобилизовать наш народ для решительного отпора врагу.

Как только врага остановили, значительно активизировали свои действия кубанские партизаны. Они разрушали коммуникации противника, взрывали и сжигали склады с боеприпасами и продовольствием, нападали на штабы. Партизаны совершали дерзкие рейды по немецким тылам, а когда требовала того обстановка, сражались на передовой рядом с регулярными частями нашей армии.

Активно участвовали в этих боевых делах и отряды Новороссийского куста, с которыми взаимодействовала моя оперативная группа. Надо сказать, что партизанская борьба на Кубани имела свою специфику, на которую обращал внимание Селезнев. На одном из совещаний партизанских командиров он говорил:

— Мы не партизаны глубокого тыла, где можно широко маневрировать крупными силами и совершать тысячекилометровые рейды. Мы прифронтовые и фронтовые партизаны. Мы действуем в непосредственном контакте с войсками…

Позже, когда был захвачен плацдарм на Мысхако, туда, на Малую землю, высадились пять партизанских отрядов Новороссийского куста — «За Родину», «Гроза», «Норд-ост», «Новый» и «Ястребок», которыми командовал секретарь Новороссийского горкома партии П. И. Васев. Партизаны сражались бок о бок с героическими защитниками плацдарма как регулярные части.

Партизаны проводили и большую разведывательную работу. В этом плане сфера их действий простиралась далеко в немецкий тыл, где они поддерживали постоянную связь с партийным подпольем. Не случайно почти в каждом партизанском отряде и соединении заместителями командиров по разведке были кубанские чекисты. Воевали они и как рядовые бойцы. Здесь, на Кавказе, в рядах действующей армии сражались целые полки и дивизии НКВД.

После того как стабилизировался фронт, прибавилось работы и нашей оперативной группе. Если раньше в неразберихе быстро меняющейся обстановки фронта нам приходилось действовать в основном против дезертиров, бандитов, уголовников — тех, кто хотел переждать смутное время в горах, а с приходом немцев нажить себе на этом капитал, — то теперь мы решали задачи и посложнее. Наша работа приобрела осмысленность и четкость. У нас наладились хорошие связи с партизанскими отрядами нашего куста, и нередко вместе с партизанскими разведчиками чекисты уходили в тыл врага и добывали ценные сведения о противнике. Контактировали мы с военным командованием 47-й, а затем и 18-й армии, и в первую очередь с их особыми отделами. Армейское командование наша оперативная группа снабжала разведданными, а с особыми отделами мы совместно решали задачи по охране тыла, выявляя и обезвреживая в прифронтовой полосе агентуру противника, сигнальщиков, диверсантов, провокаторов и пособников врага. Большую помощь нам в этом оказывали пограничники. В ноябре 1942 года 32-й Новороссийский погранотряд был преобразован в 32-й погранполк и вошел в состав войск НКВД по охране тыла. Конечно, у пограничников были и свои ответственные задачи — охрана и оборона побережья, коммуникаций, питающих фронт, и так далее, — которые они успешно решали. Наша же оперативная группа постоянно взаимодействовала с ними, когда дело касалось ликвидации крупных

банд, поимки особо опасных диверсантов, шпионов, террористов, заброшенных в наш тыл, и в других острых ситуациях, если мы не могли обойтись собственными возможностями. В таких случаях наши чекистские группы усиливались пограничниками, и мы действовали сообща. Однажды — это было уже зимой сорок третьего года — нам стало известно, что в районе Архипо-Осиповки в горах действует крупная вооруженная банда уголовников и дезертиров. Грабит население, нападает на отдельных военнослужащих, была даже попытка захватить машину с продовольствием. Я тут же связался с Рудевским, мы встретились в Геленджике и наметили план совместных действий. Сколотили отряд из чекистов и пограничников и придали ему две маневренные поисковые группы. Отряду поставили задачу засечь банду и уничтожить ее. Обусловили связь, сигналы, наметили район действий. Операция продолжалась несколько суток и… безрезультатно. Положение усугублялось тем обстоятельством, что банда действовала исключительно по ночам, а днем отсиживалась где-то в горах. Так вот эту стоянку нашим товарищам никак не удавалось обнаружить, хотя они и прочесали вдоль и поперек весь намеченный район. И все-таки одна из поисковых групп в конце концов засекла бандитов. Их выдала струйка дыма от костра, сочившаяся из пещеры. Банду окружили и полностью разгромили. В плен бандиты предпочитали не сдаваться, знали, что за предательство пощады не будет. В этой операции отличились чекисты Новороссийского горотдела НКВД во главе с Иваном Рудыко.

Базировалась наша оперативная группа вдоль побережья между Геленджиком и Новороссийском. Район, в котором нам приходилось действовать, схематично можно представить в виде подковы, упирающейся концами в Черное море. Оно и было нашим тылом. Зыбким, призрачным, но зато своим, прикрытым от врага моряками-черноморцами. Линия фронта проходила в горах, но она не была там сплошной, и поэтому и партизаны и чекисты нашей группы имели возможность перемещаться в этой зоне, нередко оказываясь в тылу врага. Ядро нашей группы, ее штаб, если можно так сказать, располагалось в небольшом заброшенном домишке на самой окраине Геленджика, другие наши силы дислоцировались на девятом километре Новороссийского шоссе, в районах Кабардинки, Фальшивого Геленджика, Архипо-Осиповки — словом, вдоль побережья. В общей сложности у нас насчитывалось до 300 человек. Были здесь и опытные чекисты, прошедшие хорошую школу, такие, как В. Грошев, В. Старков, П. Касаткин, К. Ковалев, С. Дударев, В. Луньков, В. Леонтьев, П. Жадченко, А. Лазарев, были и совсем молодые, как Иван Пономарев, ставшие сотрудниками госбезопасности уже в годы войны.

Однажды, когда я составлял донесение в управление, мне доложили, что к нам прибыл сержант.

— Какой еще сержант? — спросил я, не отрываясь от дела.

— Сержант госбезопасности.

— Пусть войдет. — Я поднял глаза и увидел в дверях… свою жену — в гимнастерке, в пилотке, в сапогах, на боку пистолет, за плечами вещмешок, в руках портативная машинка в чехле.

— Товарищ начальник, прибыла в ваше распоряжение, — бойко, стараясь быть серьезной, доложила она и положила на стол предписание.

— Кто тебе позволил? — вырвалось у меня. Все это было так неожиданно, что я даже не знал, как мне вести себя — сердиться или радоваться.

— Да никто. Сама. Пришла и сказала Тимошенкову: не отправите в опергруппу — «дезертирую» на фронт!

Я пробурчал что-то про дисциплину и про фронт, где убивают, но уже решил про себя: пусть остается.

— Ладно, сержант, расчехляй свою машинку. Будем работать…

Она действительно оказалась нужным нам человеком. Много помогала, ходила на связь с партизанами и наравне со всеми выполняла другие боевые задания.

Свою работу по охране тыла мы обычно согласовывали с особым отделом армии, и наши группы действовали совместно с их заградотрядами. Но у нас был и так называемый свободный поиск, когда чекисты самостоятельно фильтровали тот или иной район прифронтовой полосы. За короткое время через наши руки прошли десятки и сотни людей. Здесь были и «обиженные» Советской властью бывшие кулаки, и уголовные преступники, и долгое время маскировавшиеся казаки-белогвардейцы, жаждавшие посчитаться за прошлое. Но большинство из задержанных составляли те, кто встал на путь предательства из-за малодушия и неверия в нашу победу, кто всеми способами спасал свою шкуру. Война — это суровая проверка для каждого. Если в мирное, спокойное время кто-то может еще юлить, изворачиваться, вести двойную жизнь, то здесь, как говорится, вынь да положь то, что имеется у тебя за душой. Как это у Шота Руставели: