Найти и уничтожить
Шрифт:
– Девятнадцать двадцать, – пробормотал Родимцев скорее для себя, чем сообщая кому-то, сколько у них осталось времени до начала. – Фомин, где ты там?
– Тут я, Ильич, – так же вполголоса отозвался начштаба и в следующую секунду возник из темноты.
– Делаем так. Берешь людей, взвод Савина, принимаешь командование. Дробот, идешь с ними. Своих же товарищей освобождать, так что постарайся, чтоб не убили. Я с остальными – к лесу, в ту сторону, – командир махнул по направлению к объекту, скрытому за деревьями. – Местность открытая с этой стороны, двигайтесь осторожно, не обнаруживайте себя по возможности.
– Это понятно, Ильич.
– Раз понятно – выполняйте. Сигнал для вас – красная ракета. Ну, не только для вас, для всех. Полина где?
– Здесь, – отозвалась из-за деревьев девушка.
– Ко мне иди.
Радистка послушно подошла. Родимцев вытащил из кармана ракетницу с длинным и более широким, чем у боевого оружия, дулом, передал ей.
– Держи. Остаешься в тылу. Без разговоров. Дашь ракету по моему приказу. Когда начнется – пали снова, держи вверх. Это маяк для летчика, чтоб наверняка, есть на этот счет распоряжение. Поняла?
Полина кивнула.
– Не слышу.
– Так точно!
– И не ори, – в голосе командира на миг мелькнула теплота. – Остаешься в тылу, никуда не лезешь. Это так, на всякий случай. Ни тебя, ни рацию потерять не хочется.
– Кого жальче? – вырвалось у Полины.
– Поговори у меня, – теперь голос Родимцева дрожал от плохо сдерживаемого азарта. – Приказ поняла?
– Так точно.
– Хорошо. У самолета своя задача, у нас – своя. Под бомбы не лезем, берем территорию в полукольцо. Никто из охраны не должен уйти, палить только наверняка. Они сами рванут, как бабочки на огонь. Поглядывайте, там могут быть свои. Какое могут – наверняка будут… Фомин, вас тоже касается.
– Ясное дело, Ильич.
– Ну, я хоть и неверующий, но, как говорится, с Богом.
Все время, пока Родимцев отдавал последние распоряжения, Полина стояла совсем рядом с Дроботом, руку протяни – дотронешься. Ей уже отдали рюкзак с передатчиком, просто поставили на землю перед ней, и Роман не сдержался, подхватил его за шлейки. Полина, приняв это как должное, повернулась спиной, давая Дроботу возможность помочь ей надеть рюкзак на плечи. Но в последний момент почему-то передумала, взяла передатчик в руку. Роману захотелось сказать девушке что-нибудь, только понятия не имел, надо ли искать какие-то слова за несколько минут до начала боя или лучше обойтись без лишних сантиментов. Все равно Полина ничего от него не ждет. Пока думал, девушка пригнулась и, сжимая рюкзак за обе шлейки, исчезла в темноте.
– Девятнадцать сорок две, – проговорил Фомин. – Сверим часы, Ильич?
– Правильно все, – ответил Родимцев. – Давайте, все по местам.
По примеру бойцов из своей группы, Дробот опустился на землю и ползком медленно двинулся вперед. Правая рука по-прежнему сжимала автомат. Сердце бешено колотилось, так же, как не так уж давно, в ту незабываемую ночь, когда им с Кондаковым предстояло бежать или умереть. Стук отдавался резкими толчками в висках, зубы прикусили нижнюю губу чуть не до крови.
Медленно, очень медленно тянулось время.
Когда отдаленный гул самолета, наконец, послышался, создалось впечатление – он ворвался в тяжелую ночную тишину. Дробот по примеру остальных, также передвигающихся справа и слева, замер, глубоко вдохнул, затем подтянул автомат к груди, осторожно перевернулся на левый бок, глядя в направлении леса, куда увел свою группу Родимцев.
Гул быстро приближался.
Над темными верхушками лесных деревьев взлетела красная ракета, изогнулась на пике, с шипением устремилась вниз.
Дробот, подброшенный вверх какой-то непонятной силой, вскочил на ноги. Одновременно, не дожидаясь специальной команды от находившегося где-то в авангарде Фомина, с земли поднялись другие бойцы.
Самолет был уже, судя по гулу, совсем рядом. Взлетела еще одна ракета, Полина четко выполняла приказ.
Но чего-то не хватало. Роман никак не мог понять, что происходит, точнее – почему ничего не происходит: не вспыхивают разом прожектора, не ревет сирена, не слышно криков, не звучат первые выстрелы. Вместе с остальными он, как и было велено, мчался с автоматом наперевес к лагерю, и партизаны, на удивление, не наткнулись даже на малейшую попытку сопротивления.
Ответ нашелся через мгновение.
Воевать было не с кем. Сопротивляться было некому.
Лагерь был пуст.
Ни охранников на вышках, ни конвоя, ни пленных. Оплетенные колючей проволокой ворота стояли нараспашку, словно приглашая атакующих войти в…
Да.
В мышеловку.
Со стороны леса враз загрохотали выстрелы, автоматы пели дружно, выпуская короткие очереди. Взметнулась еще одна, четвертая ракета, и над объектом из ночной темноты возник силуэт самолета.
Зенитки на батарее молчали. И все-таки что-то шло не по плану.
Точнее – не по тому плану, который так старательно просчитывал, выверял и согласовывал Игорь Родимцев.
Опустевший лагерь. Выстрелы в лесу – но не звуки боя.
Бомбардировщик сделал круг над уже не секретным объектом. Секунда – и он сбросит свою бомбу.
– Нет, – проговорил Роман Дробот, до которого вдруг ясно дошел весь скрытый и ужасный смысл происходящего на его глазах, с ним, с Полиной, с Родимцевым, со всем отрядом, и тут же повторил в крике, срывая голос и от бессилия что-либо изменить паля в воздух. – НЕТ! НЕТ! СТОЙТЕ! НЕТ!
Его крик слился со звуком первой разорвавшейся бомбы.
3
Сумская область, Ахтырка, апрель 1943 года
До города по плану Татьяны небольшая группа добиралась раздельно.
Местное подполье получило указания заранее, и переодетых полицаями, снабженных соответствующими документами партизан Костю Крюкова и Бориса Залевского ждала в оговоренном месте, в одном из дворов Горпиновки, запряженная подвода. Ряженых «полицаев» для верности сопровождал полицай Любченко. Зимина в этот раз решила в село не наведываться. Добиралась до Ахтырки по шоссе и рассчитала точно: прилично по здешним меркам одетую женщину охотно подобрал грузовик, в кабине которого сидел пузатый немецкий интендант.