Найти и уничтожить
Шрифт:
Ответом, как и следовало ожидать, и в этот раз стало общее дружное молчание.
– Мог расстрелять на месте. Вполне.
Это были первые слова, сказанные Полиной после того, как бойцы разошлись, а радистка отошла подальше, за деревья. Роман, сам не зная зачем, двинулся за ней – видимо, потому, что случившееся прервало их мирный разговор, да и все это время девушка стояла рядом с ним. Наблюдая за тем, как провинившегося Ткаченко ведут в отдельный блиндаж, где тому предстояло сидеть под арестом все время до начала боевой операции, Полина, не глядя на Дробота, снова проговорила, обращаясь, казалось, сама к себе:
– Так ведь уже было один раз. После он ругал себя за несдержанность. Даже рапорт составил в штаб, я сама его отстукивала по рации.
– Вы о чем?
– Господи, Рома, мы же договорились, без этих штучек интеллигентских! Ни к чему они в отряде.
– Ладно, ты о чем? Или о ком? – Хотя второй вопрос Дробот задал, прекрасно зная ответ – просто хотел услышать его от девушки.
– О командире нашем, Рома. Не знаю, имеет ли право человек на войне оставаться добрым. Только он добрый, с такой стороны Игоря… – короткая пауза, – Ильича мало кто знает. Какое мало – вообще никто не знает в отряде!
– Ты знаешь?
– Знаю. Чувствую. Женщины тоньше чувствуют, Рома.
– Особенно когда война.
– Особенно когда война, – подтвердила Полина. – Насчет «о чем»….
Она неспешно пошла между сосен. Роман последовал за девушкой, держась чуть сзади, – он вдруг подумал, что со стороны это может выглядеть прогулкой двух влюбленных, а они-то и познакомились хоть как-то всего чуть больше часа назад.
– Так вот, о чем… Я окончила курсы радистов, ускоренные, трехмесячные. Сама попросилась. Могла уехать с родителями в эвакуацию, не захотела… Ладно, это отдельная история. До войны набрала тридцать прыжков с парашютом, потому не боялась заброски сюда, в отряд. В конце декабря это было, наши уже крепко вцепились в Сталинград… Опять не то…
– Если что-то личное, неудобно рассказывать – не стоит.
– Ну уж нет, сама ведь завела разговор, никто не тянул за язык. Вообще я хочу, чтобы ты кое-что понял про командира, как человек новый. Слыхала, под смертью ходил каждый день…
– Все мы тут под ней ходим.
– У всех есть выбор. Всегда можно либо ввязаться в драку, либо отступить. Там, в лагере, у тебя выбора не было, так ведь?
– Ну, я мог застрелиться и не сдаться в плен. Вообще застрелиться – всегда выход, вот как командир ваш… наш сегодня предложил.
– Он в сложной ситуации сейчас, – отрезала Полина. – Все мы в таком положении. Но ему сложнее, он решения принимает, ответственность на нем вся. Вот и тогда сам решил…
– Когда – «тогда»? Поль, о чем говорим хоть?
– Обо мне, – вздохнула девушка, словно принимая очень важное для себя решение. – Когда меня забросили в отряд, я оказалась здесь единственной женщиной. Есть еще Зимина, Таня, ты ее видел уже. Но она не всегда бывает в отряде, у нее другие задания, другие задачи… Потом, она старше, опытнее, вдова командира… Я же постоянно здесь, тем более мне положено отдельное помещение… Ребята все молодые, даже если не очень молодые – женщина рядом, я раньше не совсем понимала, что это значит для мужиков. Теперь вот понимаю… Их тоже поняла, даже простила… И все равно неприятно, когда начинают лезть по ночам без спросу.
– Если бы спросили?
Брякнув, Дробот тут же пожалел об этом. Однако Полина отнеслась спокойно, только оглянулась на него. На лице мелькнуло выражение, будто жалеют ребенка.
– Сам ты как думаешь? Когда трое возбужденных бойцов начинают ломиться к тебе в землянку среди ночи, я должна поставить им условие: попросите вежливо, товарищи, и становитесь в очередь?
– Грубо.
– Грубо, – охотно согласилась Полина. – И вульгарно. Только и я давно уже не благородная девица. Так что можешь не выбирать выражений, рядом со мной никто не выбирает, я привыкла. Ну, так что мне было делать, как себя вести? Подумать об этом раньше, отсиживаться с отцом в эвакуации, работать на заводе, ковать победу в тылу?
– Мы и сейчас в тылу, – снова ляпнул Роман.
– Правильно, только мне и хотелось именно во вражеский тыл, если нельзя на фронт! Защищаться же пришлось от троих пьяных партизан! От своих же, наших бойцов. Которые вот недавно вернулись с задания, чудом выскочили из кольца облавы, потеряли товарища в бою… Я не знаю, командир сам услышал мои крики или ему доложили, разбираться тогда не очень хотелось. Когда он прибежал и велел прекратить, один из них… из тех… послал его матом. Сгоряча, конечно. Может, он пожалел об этом тут же. Но даже если пожалел, это было последнее, что он подумал перед тем, как Родимцев застрелил его на месте.
– Застрелил?
– В упор. На глазах у остальных. Расстрелял в него всю обойму секунд за восемь-десять. Даже когда тот партизан упал, я не поняла до конца, что произошло.
– И командир доложил об этом в штаб? – переспросил Дробот. – О том, что застрелил бойца своего отряда за попытку… – Последнюю фразу он в последний момент проглотил, однако Полина легко подхватила ее и закончила:
– Именно так, за попытку изнасилования. А я передала эту радиограмму. Больше подобных попыток никто не повторял, хотя взгляды, сам понимаешь какие, ловлю на себе постоянно. Даже если не вижу, то чувствую вот здесь, – девушка дотронулась пальцем до какой-то точки на затылке. – Никто в отряде ничего тогда не сказал. Командир даже не собирал всех, как сегодня. Ничего не требовалось прояснять, Рома. Все всё уразумели без лишних слов. Так что, – подвела Полина своеобразный итог их короткого разговора, – я ожидала сейчас от командира такого же поступка.
– Это правильно или неправильно?
– Вот не знаю, Рома. Каждый решает сам. На войне вообще, если ты до сих пор не понял, каждый за себя. Хоть все вместе – за Родину, за Сталина…
– А по большому счету каждый за свою Родину, – зачем-то добавил Дробот.
– Тоже верно, – Полина взглянула на большие мужские механические часы на своей правой руке. – Ладно, поболтаем еще. Кстати, давно ни с кем вот так запросто не трепалась. У меня сеанс через двадцать минут.
Кивнув, девушка одернула гимнастерку под серой телогрейкой, машинально поправила пилотку на коротко стриженных волосах и поспешила к своей землянке. Опершись плечом о ствол ближайшей сосны, Роман проводил удаляющуюся фигурку долгим взглядом, хлопнул себя по карманам, но скорее по вновь обретенной после лагеря привычке искать курево, чем впрямь надеясь его найти.
За спиной обозначилось движение.
Дробот резко обернулся, встретился взглядом с широко улыбающимся Павлом Шалыгиным.
– Поля наша понравилась? – Командир разведчиков протянул Роману кисет с табаком, тот взял, кивнул с благодарностью. – Ничего дивчина, ладная. Ты бы осторожнее возле нее.
– Что так? – Дробот решил сделать вид, что ничего не знает о случившемся с радисткой.
– Да то так, боец… Роман ведь, правильно?
– Верно.
– Аккуратнее с романами, Рома. Ничего такого, просто ты новенький, не знаешь ничего.