Назад дороги нет
Шрифт:
— Философ наш рыжебородый, — говорит Карл, — кончай трепаться.
— Грубиян ты, Карлуша, — смеётся Роджер и хлопает меня по плечу.
Закрываю дверь, и автомобиль трогается, а я снова пытаюсь разложить по полочкам хоровод мыслей, кружащийся в голове. Всё будет хорошо, всё всегда бывает хорошо, так или иначе.
***
С самого утра с неба льёт дождь, и это почти зловеще. Летние грозы — не частое явление в наших краях, особенно, если капли ледяным потоком с серого неба стеной. Не знаю, каким чудом мы вообще добрались до кладбища — не иначе, как кто-то вёл за руку, расчищая дорогу и уберегая
Карл бухтел всю дорогу, что если ему не разрешат плюнуть на крышку гроба белобрысой, он обидится. Роджер с него ржал, потому что у Карла специфический юмор, но нам бывает почти всегда смешно.
Правда, сегодня мне смеяться не очень-то и хочется. Что-то болезненное есть во всей этой ситуации, и сердце ноет. Нет, не по Жанне, не от сочувствия к ней, но от потерянных возможностей. Каждый раз, идя на похороны, оказываюсь в том дне, когда Яна опускали в чёрную маслянистую кладбищенскую землю, а я думал, что так не должно быть. Будто бы плёнку всей моей жизни разрывали с оглушительным треском, и обрывками засыпали всё кругом.
Мужики не плачут и не танцуют, лишь разрушаются изнутри. Но тогда я плакал, в первый и, наверное, последний раз в жизни.
— Чёрт, этот сраный дождь вообще прекращать собирается? — бурчит Роджер и отплевывается от затекающей везде и всюду воды.
— Белобрысая по-другому не могла, даже после смерти гадит приличным людям, — говорит Карл, натягивая ворот кожаной куртки на голову.
Гром взрывает небо, а я думаю о том, что Ася сейчас, наверное, трясётся от страха. Чёрт возьми, вообще из башки вылетело со всей этой суетой с похоронами, что она ведь до обморока боится грозы. Улыбаюсь про себя: такая взрослая мудрая валькирия, и боится какого-то грома.
Молча проходим по узкой тропинке меж надгробий, унылых и слегка покосившихся, а ноги разъезжаются на глинистой почве. Это кладбище настолько старое, что некоторые таблички так заржавели от времени и дождей, что не прочесть уж ничего.
Где-то вдалеке раздаётся женский плач, и я вздрагиваю, потому что в памяти оживают картинки того, как выла белугой моя сошедшая с ума от горя мама. Прошли годы, а никуда от этого не деться, вся эта помять — шрамами на сердце.
— Анна Михайловна, — киваю бывшей тёще, а она фокусирует на мне мутный взгляд голубых глаз, подёрнутых плёнкой горя, и слабо улыбается. Зонт со сломанными спицами кое-как защищает её от дождя, а сама стоит, точно кол проглотила, а горе волнами исходит.
Становлюсь слева от бывшей родственницы, а братья держатся за спиной, всегда готовые прикрыть и поддержать. Их молчаливое присутствие для меня важнее тысячи слов. Многое без них в этой жизни было бы не пережить.
Церемония проходит быстро и будто бы в тумане. Гроб медленно опускают в свежую могилу, и Анна Михайловна первой бросает горсть земли на крышку. Следую её примеру, а после и Роджер с Карлом выполняют эту обязательную часть ритуала. Дождь, внезапно стихнувший несколько минут назад, кажется, готов хлынуть с новой силой.
"Передай привет сыну, — прошу безмолвно, глядя в серое небо, — я скучаю по нему, так отчаянно скучаю".
Ответом мне звучит крик воронья, и я верю, что Жанна услышала меня. Впервые в жизни услышала.
29. Ася
В кабинет гинеколога
И вот у меня на руках медицинская карта, в которой чёрным по белому написано, что срок всего пять недель, но предпосылок к чему-то страшному нет, и не предвидится. Я пообещала беречь себя, хорошо и правильно питаться, не пить и не курить, и вовремя приходить на осмотры. Собственно, ничего трудного, с этим я точно справлюсь. Надо будет, лягу кверху ногами и проведу восемь оставшихся до родов месяцев в блаженном покое, лишь бы с ребёнком всё было хорошо.
Гормоны шалят, и мне постоянно мерещатся всякие ужасы, но я стараюсь мыслить позитивно и ни о чём не переживать, потому что нервы ни к чему хорошему не приведут. Нужно больше гулять на свежем воздухе, читать хорошие книги, мыслить позитивно и доставлять себе маленькие радости, тогда время пролетит незаметно, а я стану самой счастливой будущей мамой во Вселенной. Да и вообще, чего мне переживать, если рядом со мной — самый лучший мужчина во всех галактиках?
Сдав все анализы, выхожу на улицу и замечаю, что небо потемнело, а на асфальт падают первые тяжёлые капли надвигающегося ливня. Издалека раздаются приглушённые раскаты грома, и я вздрагиваю, потому что детский страх грозы никуда не делся. Не знаю, может быть, к психологу сходить, чего я вечно трясусь, как будто меня по голове кто-то бьёт? Отвратительное чувство, ненавижу бояться, но вот такие природные катаклизмы всегда действуют на меня одинаково — готова заползти под кровать, лишь бы не видеть рассекающих небо молний, и не слышать громыхающих звуков.
С каждой секундой с неба падает всё больше капель, и скоро уже собираются лужи под ногами, а холодный ветер треплет волосы, пробирается под кожу. Вот же, проклятие! Оглядываюсь по сторонам, а люди уже прячутся под зонтами и накрывают головы пакетами, разбегаются в разные стороны. Никто не хочет промокнуть до нитки, впрочем, и у меня нет никакого желания. Ещё простужусь — этого только не хватало. Совсем недалеко автобусная остановка, и я должна успеть добежать до спасительного козырька пластиковой коробки, где скроюсь от противных ледяных капель.
Интересно, как там Викинг? Я знаю, что он отправился на похороны бывшей жены, и даже порывалась поехать с ним, но всё-таки отговорил. И правда, нечего мне там делать, но ведь так хотелось поддержать. Просто взять за руку и молчать рядом. Вдруг ему так было бы проще? Но нет, Витя упёртый, самостоятельный, а я и не стала настаивать. Пусть побудет наедине в кладбищенской тиши, хотя знаю ведь, насколько тяжело ему даются такие мероприятия, успела понять, разобраться, но влезать под шкуру не буду, не мои методы. Хочет сделать всё сам, пусть. Он взрослый мальчик.