Назад дороги нет

Дубенко Петр

Глядя на лагерь, подсчитав количество котлов над очагами, Айдарук быстро прикинул, что чужаков должно быть не меньше сотни. Да, большинство из них, наверняка, простые лесорубы и пахари, тогда как он привёл с собой испытанных бойцов, но ведь барсулов – всего три десятка. Так что расклад всё же был не в их пользу, и Айдарук подумал, что хорошо бы обойтись без серьёзной драки. Однако, когда осламки подошли вплотную к берегу и захватчики, бросив работы, тоже потянулись к реке, настороженно изучая прибывших, Айдарук с удивлением заметил, что мужчин среди них не так уж и много – всего с десяток. В основном же на подсеке трудились женщины и подростки, в толпе мелькнуло даже несколько седых бород. А ещё Айдарук обратил внимание, что перелог почти

нетронут. На большей части всё ещё стоял лес, и огонь полыхал лишь на маленьких делянках, где поверх сваленных в кучу брёвен зачем-то лежали ветки молодой хвои – они-то и давали такой густой дым, что с лихвой хватило бы на два десятка обычных костров.

Пока Айдарук обдумывал все эти странности, толпа чужаков подошла к самой воде и плотной цепью растянулась вдоль берега. Среди них особенно выделялся высокий юноша с прямым орлиным носом и цепким взглядом угольно-чёрных глаз. Он красовался в волчьем малахае, длинной меховой жилетке и сапогах из яловой кожи, тогда как остальные мужчины были в простых войлочных шапках и лаптях поверх тряпочных обмоток. Сообразив, что это старший чужаков, Айдарук присмотрелся и узнал в нём Кантимера, младшего сына Пешкана, патши племени нухратов. Их бус располагался у истоков речушки Биздэ, и до него отсюда было меньше фарсаха.

Айдарук шагнул к борту, жестом остановив одного из своих людей, который хотел прикрыть его щитом.

– Я Айдарук, сын патши барсулов!

– Айдарук? – Переспросил Кантимер с кривой улыбкой на тонких бесцветных губах. – И зачем ты здесь? Мы тебя не звали.

– Не звали?! – Взревел Чуксар на задней осламке. – Ах ты…

Он выхватил саблю и рванулся вперёд, но свирепый возглас Байбата остановил его. Чуксар замер, уже готовый к прыжку через борт, а наставник повернулся к Айдаруку, но вдруг зашёлся в хрипящем натужном кашле – громкий крик не прошёл даром для больных старческих лёгких. Айдарук досадливо поморщился – это было не ко времени, но одёрнуть Байбата он тоже не мог, так что пришлось пережидать его приступ. Нухраты же посчитали эту заминку проявлением слабости и опаски. Толпа на берегу радостно заголосила, в общем гомоне слышались насмешки, ругательства, даже угрозы. А чуть погодя в сторону лодок уже полетели комки земли. Один из них ударился в доски обшивки и, рассыпавшись, рябью покрыл стоячую воду. Чуксар зарычал и уже поставил одну ногу на борт, но в этот раз его остановил крик Айдарука.

Байбат, наконец, перестал кашлять, но говорить всё же не мог, тяжело дышал и часто сплёвывал на палубу тёмную тягучую слюну.

– Это наш перелог, Кантимер. – Сказал Айдарук только чтобы выиграть время.

– С чего это вдруг? – Спокойно спросил Кантимер, хотя голос его уже звучал не так уверенно и твёрдо, как в начале разговора.

Глава чужаков посмотрел на Чуксара, в кровь кусавшего губы, и Айдаруку показалось, что в этом коротком взгляде мелькнули не решимость и готовность к предстоящему бою, а страх, но почему-то смешанный с безмолвным призывом и даже надеждой. В тот же миг Кантимер не улыбнулся, а словно через силу натянул на бледное лицо наглую усмешку, после чего с хрипом потянул из груди воздух и смачно плюнул в сторону второй осламки.

– Стоять! – Грозно скомандовал Байбат. В этот раз с мучительной гримасой на лице он всё же смог сдержать рвущийся кашель, и схватив Айдарука за руку чуть ниже локтя, сдавленно прохрипел. – Башбаштаклык.

Айдарук замер, осенённой внезапной догадкой – одно это слово разом объяснило примеченные странности и расставило всё по местам, так что на первый взгляд нелепое поведение соседей представилось вдруг хитрым продуманным планом. Башбаштаклык – древний обычай, который предписывал наказать тех, кто в споре за землю, скот или что-то ещё, будучи заведомо сильней соперника, решил не ждать суда старейшин, а пустил в ход кулаки или сталь. Это считалось преступлением. Одно дело, если ты затевал драку с равным себе врагом. В таком случае речь шла о справедливой воле

богов – кто прав в споре, тому в бою и помог великий мудрый Тенгри. Но когда здоровенный детина одним ударом наповал разил малого ребёнка, надеясь этим решить спор в свою пользу… Такого самодура не могло спасти даже то, что правда изначально была на его стороне, а пострадавший в дерзости своей перешёл границы приличий. Даже в таком случае башбаштаклык гласил однозначно: в наказание за самоуправство предмет спора должен навсегда достаться обиженной стороне.

Мысли Айдарука завертелись ураганом. Так вот почему среди нухратов, пришедших захватить чужой перелог, не было батыров, и даже на одного лесоруба – просто крепкого мужчину – приходилось десяток слабосильных женщин, детей и стариков. Ай, да Пешкан, ай, да хитрец. Старый патши прекрасно знал, как обычно решаются такие споры. Понимал, что перво-наперво хозяева попытаются прогнать чужаков со своей земли. И если умело подыграть их праведному гневу, стычка будет неизбежной. В горячке женщине или седому старцу непременно достанется пара увесистых плюх, а если повезёт, кому-нибудь даже пустят кровь. И тогда станет неважным, кто владел спорной подсекой перелогом прежде. По древнему праву башбаштаклыка она навсегда отойдёт нухратам.

Айдарук повернулся к своим людями, двумя руками упершись в невидимую стену, двинул её назад, к середине лодки. Барсулы переглянулись, но всё же попятились, а Байбат, облегчённо выдохнув, опустился прямо на палубу и спиной опёрся на пустую мачту.

– Воды ему. – Коротко скомандовал Айдарук, а сам метнулся на корму. – Чуксар, назад! Ни шагу с лодки.

Даже за два десятка шагов, что их разделяли, Айдарук сквозь возбуждённый крик толпы услышал, как Чуксара заскрипел зубами. Но всё же он отступил от борта, хотя и не вернул саблю в ножны.

– Это наш перелог, Кантимер. – Повторил Айдарук, снова повернувшись к Кантимеру. – И поверь, мы легко докажем это.

От его взгляда не ускользнула гримаса, исказившая лицо молодого нухрата. Он поджал без того тонкие губы и по тому, как забегали его глаза, Айдарук понял, что Кантимер, который только что был уверен в успехе, теперь торопиться понять, как ему должно поступить. Потому, не давая врагу опомниться, как всегда учил его Байбат, Айдарук сделал следующий шаг первым:

– Но в такой глуши легко ошибиться. – Миролюбиво сказал он. – Так что я позволю вам уйти с миром. Собирайтесь и чтобы к вечеру даже дух ваш простыл. Тогда клянусь, ничего не будет. Но если нет, старейшины рассудят нас. А когда они подтвердят, что вы не правы, придётся платить кайтару. Так что подумай, Кантимер.

И повернувшись к своим людям, Айдарук повелительно крикнул:

– На разворот! Уходим!

Глава третья

Примечания:

Биляр-елгу и Елшан-су – теперь реки Билярка и Елшанка на территории Билярска.

Бистэ – слобода

Кулаш – мера длины, равная расстоянию между концами пальцев обеих рук, вытянутых в противоположные стороны на уровне плеч. Аналог русской сажени, примерно равной 1,75 м.

Чалэм – цитадель, кремль, детинец.

Йорт – усадьба.

Кермен – дворец

От подсеки в верховьях Эремэ осламки барсулов отошли как раз в то время, когда потускневшее солнце стало спускаться к лесу. Лодки подхватило течение, а стылый осенний ветер до треска наполнил паруса, но Айдарук всё же усадил людей за вёсла и даже сам иногда сменял на скамье уставшего гребца. В Киче Чирмешан они вышли в первых сумерках заката, уже в полутьме опять раскидали пушнину по кораблям, и, не теряя времени, двинулись вверх по реке. Кормчий, с малых лет ходивший по этим местам, знал их, как свои пять пальцев, так что даже когда луна спряталась средь неподвижных лохматых туч и серебристая жила реки растворилась в непроглядно-чёрных глыбах берегов, караван продолжил путь, и едва на Востоке из гущи леса новый день розовой зарёй брызнул в небо, Айдарук разглядел на ещё тёмном горизонте очертания Биляра.