Назад к ЭВМ
Шрифт:
— Ранили ее, — глухо сказал Валька и, отвернувшись, замолчал. Краем глаза я увидел, как по его щеке пробежала слеза. Он явно не хотел, чтобы я это видел, и я, встав, сделал вид, что копошусь в шкафу. Когда я заметил, что приятель чуть успокоился, я подсел к нему.
— Вываливай, в чем дело, — вот уже второй раз за неделю мне приходится успокаивать плачущих.
— В общем, я ее сегодня вечеро после пар встретил, — начал рассказывать Валька. — Голос его стал звучать чуть увереннее, хотя было видно, что вот-вот — и он снова сорвется на плач. — Мы в «Молодежный» зашли, знаешь, где это?
— Нет, а где? — я
— Универмаг на Можайском шоссе. Походили там, погуляли. Я Томке со стипендии кое-что купил, так, мелочь какую-то, просто порадовать. Потом вышли, еще просто рядом походили. Уже часов девять было, когда наконец домой собрались. Я ее проводить, естественно, пошел. И тут, в общем, подъезжает инкассаторская машина. Один мужик вышел, за деньгами, видимо. В машине вроде еще двое оставались. Мы с Томкой остановились, целов… ну, разговаривали… Минут двадцать, наверное, прошло. И тут, значит, возвращается мужик-инкассатор…
— А дальше что? — поторопил я товарища, инстинктивно ощущая, что произошло что-то страшное.
— Из-за угла какие-то двое выскочили, палить стали. Тот, который деньги нес, сразу упал и не двигался, потом — остальные двое. Какая-то девушка к ним бросилась, они и ее положили, гады. — тут Валькин голос снова задрожал. — Они мешок с деньгами подхватили и во дворы. Я оборачиваюсь, а рядом Томка лежит… И лужа крови рядом…
— А потом? — хрипло спросил я, ожидая самое страшное.
— Потом сирены завопили, скорая подъехала и милиция. Всех, кто на земле лежали, забрали. Мужик, который деньги нес, умер сразу. Про остальных — не знаю. Я с Томкой в «Склиф» поехал, потом ее родители приехали. Ты представляешь, каково мне было им в глаза смотреть?
Я представлял, понимая в то же время, что Валька совершенно ни в чем не виноват — произошло просто трагическое стечение обстоятельств.
— Томка в реанимации, — продолжал Валька, — ее пуля случайно задела. А девушка, которая на этих уродов бросилась, скончалась. Мне врач в «Склифе» сказал.
— А их нашли?
— Нет еще, — кивнул Валька, и отошел к столу, якобы для того, чтобы налить себе воды. Но я хорошо понимал, что он просто не хочет, чтобы я видел катящиеся по его лицу слезы. Он налил себе воды в кружку и одним мигом осушил ее. — Томкин отец сказал, что план «Перехват» объявили, но гады эти догадывались, что так будет, поэтому решили пешком уйти. Машину нашли, деньги нашли. А их — нет. Странно это все…
— А что Томкин отец тебе сказал про Тамару?
— Да ничего не сказал. Но как мне теперь ему в глаза смотреть, как? Хорош зять — дочку уберечь не смог. А я, дурак, уже и кольцо купил, предложение хотел делать. Если честно, купил на следующий день уже после того, как мы с Томкой на «Кобру» сходили. Не золотое, правда.
— Сделаешь, — уверенно сказал. — Вот выздоровеет, и сделаешь.
— А если не выздоровеет? — почти выкрикнул Валька.
«Другую найдешь», — чуть было сдуру не ляпнул я, но вовремя сдержался. Отрезать бы мне язык за такое! Давно было пора понять, что передо мной — типичный однолюб. А значит, ни за что нельзя давать ему раскисать раньше времени.
— Выздоровеет! — тоже почти крикнул я и, схватив друга за плечи, потряс. — Да приди ты в себя! Молодая девчонка, организм крепкий, выправится. Врачи что говорят?
— «Состояние стабильное, тяжелое»… А что они еще могут сказать? Я к твоему Николаю Васильевичу заходил потом. И в регистратуре та же тетка была. Говорят, делают, все, что могут. Да там больше Томкины родители у него сидели, со мной он не особо долго общался. Да и кто я ей? Так, ухажер несостоявшийся. Мне кажется, даже если выздоровеет, у меня шансов — ноль.
— Дурак ты, — выругался я. В таком тоне я впервые разговаривал с Валькой с момента нашего знакомства. — Да она же любит тебя! Руку твою вон не выпускает! Я когда смотрю на Вас, мне аж противно от того, какие вы сладкие! Брось реветь, давай спать. Утро вечера мудренее. Что-нибудь придумаем.
Валька вытер лицо тыльной стороной ладони, кивнул, набросил полотенце на шею и отправился в душ. А я, решив, что схожу попозже, забрался с ногами на кровать, достал из сумки свой блокнот, в котором рисовал модель виртуальных очков, и начал быстро делать еще кое-какие записи. Лучше это сделать сейчас, пока мысль не выветрилась из головы. А то наутро все забуду.
Итак, произошло еще одно трагическое событие. И кажется, я краем уха о нем что-то слышал, и от отца, и из сети. Если я не ошибаюсь, речь шла о крупнейшем в истории СССР ограблении инкассаторов и хищении денежных средств. Кажется, на место преступления даже сам Ельцин выезжал. Грабителей вроде бы поймали чуть позже. Но это сейчас не важно. Важно то, что Валька не сможет пережить потерю своей возлюбленной. Перед моими глазами вдруг вновь всплыла сцена в милицейском участке, где я увидела, как она нежно накрывает его руку своей ладошкой. А это значило, что мне нужно срочно отложить все остальные дела и завтра, крайний срок — послезавтра — нужно смоделировать новый сценарий развития событий и с помощью очков, которые сконструировал мой отец, предотвратить сегодняшнее происшествие.
Глава 27
Переиграть
На следующий день была суббота. Открыв глаза, я посмотрел на часы — ничего себе, половина одиннадцатого. Вот это я продрых. Зевая и потягиваясь, я посмотрел на соседнюю кровать и обомлел: Валька лежал в той же позе, в какой я его видел, засыпая: на спине, с широко открытыми глазами. Так, надо срочно его поднимать!
Я подошел и потряс его за плечо.
— Вставай.
— Не хочу, — хрипло ответил приятель и повернулся лицом к стене. Пальцами я нащупал мокрую ткань подушки.
— Вставай, говорю, дело есть. Пошли.
— Я никуда не пойду, — также хрипло и глухо ответил Валька, не поворачиваясь ко мне.
Я присел рядом, не зная, что делать. Ну не тащить же этого увальня за руку силой! Как говорил мой психотерапевт, никогда не стоит обесценивать чужие переживания. Говорить: «Что ты разнылся, как баба?» — попросту некрасиво. Я видел, как переживает Валька и как он мучается от того, что считает себя виноватым в том, что не сумел заслонить свою девушку собой. Но в конце-то концов, в чем он виноват? Он даже не видел, как в нее стреляли! Это только в кино, в замедленных сценах можно увидеть, как мускулистый главный герой, который одинаково хорошо и стреляет, и плавает, и бегает, и фехтует, заслоняет любимую от пуль, накрывая ее своим телом. А в жизни всякое случается, и не всегда все можно предугадать.