Назад в СССР 5
Шрифт:
В случае возникновения пожа-
ра должностные лица обязаны:
заведующий почтой — осущест-
вляет руководство по тушению
Пожара; заместитель заведующего
по хозчасти`— оповещает сотруд-
ников о пожаре и обеспечивает
спасение имущества; уборщица —
тушит пожар.
Тихо поржав в кулак, я дождался своей очереди. Заказал переговоры дородной тете в белой блузке. Она сидела на стуле словно на троне и небрежным голосом принимала
— Новоульяновск — шестая кабина!
Я поспешил к шеренге будок со стеклами в деревянных дверях. Снял трубку. Первая на проводе была Соня.
— Ну, как ты там? Не болеешь? — защебетала она.
— Нет, — это все, что я успел вставить. Дальше она на радостях рассказывала о своей несчастной жизни без меня, о том, как соседка тетя Маша мужа сковородкой отходила за то, что тот ее ночью какой-то Иркой назвал, и про соседских котов, что проникли на балкон к дяде Пете, а он там на солнышко цыплят в коробке выставил. А эти гады их придушили. В общем, жизнь в Новоульяновске била ключом, только меня там не было. Время разговора вышло, и меня соединили с матерью.
— Алло, Андрюш! — сердце мое екнуло, голос был взволнованный.
— Что случилось, мам?
В трубке послышались всхлипы:
— Отец пропал…
— Как пропал? Опять?
Я сглотнул, сложно с ходу придумать, чем я смогу помочь.
Мать делилась между всхлипываниями:
— Уехал, не попрощавшись. На холодильник записку прилепил, мол, прости, не могу загибаться в этой дыре без любимой работы. Ничего рассказать не могу, чтобы вам с Андреем не навредить. Отправляюсь заниматься стоящим делом, ради которого и учился на журналиста. Люди должны знать правду. Еще раз прости. Писать не обещаю, сам не знаю, что со мной может случиться…
— Вот ведь! Па… — чуть не вырвалось “паразит”. Но в последний момент добавил еще один слог “па”. — Неймется ему. Он же на Гошу работал вроде.
— Да, да, работал, — даже через трубку я видел, как кивает мать. — Должность непыльная и зарплата хорошая. Он помогал с поставкой продуктов для ресторана. Вот только ресторан-то государственный. Скажи, Андрей, как Гоша его к рукам прибрал?
— Не о том сейчас, мама, разговор, лучше расскажи, что батя в последнее время рассказывал. Где он теперь?
— Да ничего не говорил. Наоборот, молчал. Бывало, сядет над сковородкой вечером на кухне, картошку жаренную жует. Кефиром запивает и молчит. Будто тяготило его что-то. Я подойду, обниму, спрошу, может, случилось что? Он отмахивается, мол, все нормально, мать. Только вот скучаю по будням журналиста. Не привык сидеть на одном месте. Хочется быть в гуще событий. А я ему, дура, улыбаюсь и говорю, что ничего страшного. Перебесишься и блажь эта пройдет. А это не блажь оказалась, Андрюша, а зараза! Которую выжигать надо было…
В трубке опять послышались всхлипы.
— Не плачь, мам, отец уже не маленький, не пропадет.
—
— Да вернется он… Куда денется?
— Думаешь?
– с надеждой спросила мама.
— Конечно. Он как мартовский кот, погуляет и вернется домой, раны зализывать.
— И ждать следующего марта, — грустным голосом закончила фразу мать. — Лучше бы гулял, как все мужики. Ну или пил, прости господи, чтоб хоть все как у людей было. А этот не пьет и по бабам не шляется, зато в голове черти что творится. Перед соседями опять стыдно. Что я тете Клаве скажу, когда спросит, куда Григорий Яковлевич делся?
Я тихонько рассмеялся. Сюда бы Свету с её советами, а впрочем, я и сам соображу.
— Соври что-нибудь. Скажи, что заболел или уехал к родственникам погостить.
— Не буду я ей врать. Тем более, не обманешь ее. Человека насквозь видит. Фронтовичка. Не зря ее племянник в прокуратуре работает. Гордится им сильно. И фамилия у него такая же. Дубов. Ты должен знать его.
— Знаю, хороший мужик. Но про отца все-таки не распространяйся пока. Ладно? Я попробую по своим каналам пробить, куда он в этот раз намылился. С Гошей Индия еще переговорю. Может, он что знает и подскажет.
— Спасибо, Андрюш…
— Мам, ты чего? За такое спасибо не говорят. Мы же одна семья.
— Все равно спасибо… За то, что ты такой взрослый у меня стал. И самостоятельный. Не то что Григорий. Чтоб его холера взяла, — проклятье мать проговорила без злобы, а, скорее, с сожалением.
— Не беспокойся. Все нормально будет. Ну ладно, пока, целую, время заканчивается. Если денег надо будет, скажи. Нас тут премиями завалили (насчет премий я, конечно, немного слукавил, но за дело многоженца Погибова я и правда получил аж три оклада сверху).
— Да ты что? Ничего мне не надо… На свадьбу себе копи!
— Да рано еще копить.
— А Сонька, думаешь, железная? Ждать столько времени. Смотри, девчонка молодая, красивая. Уведут!
— Если уведут, значит, не годилась в жены. Другую найдем, - попробовал отшутиться я, а у самого котенок Гав на душе скребанул.
— Ну, все сынок, до свидания, люблю тебя, целую…
Я повесил трубку и задумался. В какую историю опять мог влипнуть мой отец? Что ему дома не сидится? Это все можно пережить, вот мать жалко.
Если вернется, надо будет с папашей воспитательную работу провести. Лучше бы и правда просто бухал с мужиками после работы. Мать отбирала бы у него зарплату, а вечером искала бы его по окрестным гаражам и гнала домой палкой. Все было бы как у людей…
Я громко фыркнул, но шутить даже самому с собой что-то не очень выходило.
На сердце было неспокойно. Чуйка подсказывала, что не ради приключений сорвался батя из Новоульяновска… Может, что-то я о нем еще не знаю? Одна фраза меня очень настораживала, которую написал отец в прощальной записке: “Люди должны знать правду”.