Назад в ссср 6
Шрифт:
Она была права, но и я должен был что-то сказать.
– Ну, не переживай, мы еще не проиграли. Ты действовала в рамках закона. Есть возбужденное дело по Гребешкову. Есть показания свидетеля, – я задумался, – блин… Хана моему свидетелю. Сафонов его пришьет.
– Его допрос засекречен. Сафонов не знает его личность.
– Думаешь, не узнает? Если уж про обыск узнал.
– Про обыск он мог и не знать, – задумчиво проговорила Галя. – Просто хвосты зачищал, например.
– Ага, – я скептически прищурился. – Сама-то в это
– Ну, да-а… Надо было и сам кабинет его обыскать, все-таки…
– А какой смысл? Сто процентов ничего бы не нашли. Вот квартиру бы его прошерстить!
– Забудь, – Галя категорично замотала головой. – Мне теперь бы от этого отмыться. Прокурор теперь санкцию не даст. Еще и ему достанется от генеральной. А вот свидетелю твоему несладко придется. Ты прав. Что-то решать с ним надо.
– Я о нем позабочусь, ты меня, Галь, главное, в курсе держи. Только никому о нашем разговоре. Крысой может быть кто угодно…
– Да знаю я, – вздохнула следователь. – Ох, Петров, и зачем я тебя послушала?
Галина Владимировна не была, конечно, наивной девчонкой, и руки у нее от испуга не тряслись. Но я видел, как ей тяжело. Работа для неё была не просто способом достигнуть карьерных высот – все-таки она была ученицей Дубова.
– Не вешай нос, мы еще повоюем. Просто подумай, как бы поступил на твоем месте твой наставник?
– Так же, наверное…
– Не наверное, а так же. Глеб Львович никогда не отступал.
– И поплатился, скорее всего, за это, – горько усмехнулась Федорова. – Эх… Вот если бы сейчас он был рядом. С ним, как за каменной стеной.
– Стена не из одного камешка состоит, Галя. Ты, я, Погодин – уже кладка получается. Прорвемся. Ладно, я пошел. Твой водитель уже возвращается, мороженое несёт.
– Что делать будешь?
– Свидетеля навещу. Спасать его надо.
Глава 22
Вот и нужная квартира. Дверь открыла Гребешкова. Халатик уже другой на ней. Этот еще соблазнительней. Короче и вырез глубже. Взгляд женщины светится, на щеках румянец. Так и не скажешь, что мужа-фарцовщика недавно в подворотне подрезали. Не похожа она на вдову.
– День добрый, Ксения, – я чуть отодвинул ее плечом и, не дожидаясь приглашения, настырно протиснулся внутрь. – Воробьев дома?
Любовник ее уже с неделю как переехал к своей новой пассии. Ходил в тапочках мужа, стряхивал сигареты в его пепельницу.
– Боря? – уточнила Гребешкова, будто у нее мог быть еще другой Воробьев (хотя воробьи держатся стаями, это да). – На кухне. Обедает. А что случилось?
– Отлично, разговор есть серьезный.
В проеме коридора появился остроплечий и конопатый Борис. Чуть раскраснелся, отсвечивая веснушками. Увидев меня, так и застыл с вилкой, на кончике которой золотилась такая же рыжая, как его шевелюра, долька жаренной картошки:
– Что случилось,
– Пошли в комнату, поговорим с глазу на глаз. Не для женских ушей информация.
Тот сразу сник, побрел за мной, всучив вилку с картошкой Ксении.
Я прикрыл за нами дверь, сам сел на диван, а Боря придвинулся на стульчике напротив.
– Короче, Борис. Не выгорело наше дело. Подчистил Сафонов хвосты. Заявление твоего друга убрал из сейфа.
– Как убрал?
– Скорее всего, предупредил его кто-то.
– Вы же обещали, что его посадят! А теперь что? – задёргался Борис.
– А теперь тебе линять из города надо. Спрятаться до лучших времен. Есть у меня знакомые в “Березовой роще”. Дачники пожилые. Люди хорошие, думаю, договорюсь с ними, если самому некуда податься.
– Не хочу линять! А как же Ксюха? Без меня останется? Вы же говорили, что допрос мой в деле засекречен будет. Под легендой же меня допрашивали.
И смотрит на меня так, будто я его обманул. Что ж, для него это так и есть – что называется, попал так попал.
– Все так, только если Сафонов про обыск узнал, как ты думаешь, данные твои из дела он сможет выудить?
– Вот подстава, – Воробьев схватился за голову, похожую на одуванчик, – Бли-ин… Зря вас послушал и человека оговорил.
– Ну, во-первых, ты не оговорил, а сказал правду. Ведь так? И не человек это, а преступник. Я тебя просто направил.
– Так, да не так. При первой нашей встрече я же не называл имен, как вы догадались, что я знаю про делишки Сафонова?
– Догадаться было нетрудно… Если Демьян Гребешков был твой лучший друг, то наверняка делился такой информацией за рюмкой чаю. Я тебя попросил повторить его слова Федоровой под протокол, чтобы прищучить убийцу твоего друга. Но нас кто-то сдал… Короче. В бега тебе надо.
– Это мне Демьян мстит, – плаксиво пробубнил рыжий. – За жену свою.
Я не сдержался и закатил глаза. Полтергейстов нам тут не хватало.
– Не мели чушь, Боря.
– Сафонов его кортиком прирезал, а теперь и меня на тот свет отправит.
– Стоп! – посмотрел я в глаза рыжему. – Что ты сказал?
– Я говорю, куда спрячусь? Все равно найдут и убьют, как Демьяна.
– Нет, ты про кортик сказал. Я не говорил, что Гребешкова кортиком убили.
– Ну так в заключении же написано, – хмыкнул Воробьев.
– Нет, – покачал я головой, – не написано. Там сказано, что рана нанесена колюще-режущим предметом с двулезвийным клинком, по типу кинжала.
– Но кортик же кинжал и есть?
– Кинжал, но много всяких кинжалов бывает кроме кортиков. И заключение ты не мог видеть. Ведь официально по делу потерпевшей признана Ксения Гребешкова. Только ее знакомили с результатами вскрытия и судмедэкспертизы.
Тот буквально ухватился за мои слова.
– Так мне Ксюха и рассказывала. Ей следак прокурорский заключение показывал, а она мне поведала.