Назад в СССР: демон бокса 2
Шрифт:
— Где тут телефон — позвонить ноль-два?
Он нашёлся в доме, там замученная жизнью и необъятностью комплекции жена Санька валялась в ногах, умоляя не сажать её непутёвого в тюрьму.
Мне самому не хотелось раздувать пожар. Там, на стройке, есть несколько позиций, откровенно ворованных, Санёк брал наличку и подгонял материалы без накладных. Конечно, мне ничего не пришить, хищения организовал ушлый прораб. Ну а дальше? Те же листы нержавейки, заготовленные на кровлю, придётся вернуть в соответствующее РСУ,
Поэтому я, набрав ноль-два, не стал заявлять на ворюгу, а попросил контакт опорного пункта, после чего позвонил туда и как раз нарвался на участкового. Представился, обнаружив интересе к своей чемпионской персоне, коротко обрисовал проблему, назвал адрес. Через четверть часа раздалось стрекотание мотоцикла, точно такого же, как у соседского старшины в доме на Якуба Коласа. Ждановичский участковый был куда пристойнее с виду и носил офицерские погоны. Он выключил двигатель и слез со своего «харлея» марки «Урал», стряхивая пыль с сапог.
— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант.
— Здравствуйте, товарищ Матюшевич! Что вы ко мне так официально?
Ему было лет двадцать пять. Подтянутый, портупеей перетянутый, черноусый, довольно приятный. Без красных прожилок и серых мешков под глазами, выдающих дурные и, увы, весьма распространённые наклонности.
— Так я — всего лишь лейтенант погранвойск. Обращаюсь к старшему по званию.
— Зато олимпийский чемпион, чемпион Европы! Вас вся республика знает, все вами гордятся.
Я развёл руками.
— Мне приятно слышать, что для Санька обокрасть чемпиона — предмет особой национальной гордости.
Он нахмурился и зыркнул на связанное тело, лежащие рядом с похищенным.
— Развяжите-ка вы его, руки синие — затекут. А эти трое — подельники?
— Скорее свидетели.
Я рассказал предысторию. Старлей выслушал и сдвинул фуражку на затылок.
— Заявление писать будете?
— А надо? Мне бы стройку закончить.
— Правильно мыслите. Раз здесь строите, тут вам и жить. С местными контачить. Сергеевна!
— Тут я! — выскочила воришкина жена, клеившая ухо к разговору.
— Развяжи негодника. Валерий Евгеньевич, на какую сумму он вам ущерб нанёс?
— Брёвна надо перевезти обратно. Разобрать перекрытия, снять два венца второго этажа. Есть и другие убытки, но пусть хотя бы это. Видеть его больше не хочу.
— Двести рублей, — прикинул милиционер. — Сергеевна! Неси двести рублей, тогда обойдёмся без заявления. Конфликт погашен.
Я видел, что для бедной бабы это несусветная сумма, её зарплата в колхозе месяца за два, там платили очень мало. Но и сказать «фигня, оставьте себе» никак не мог. Если для меня две сотенных — не деньги, ждановичские непременно обязаны красть дальше.
Она сходила в дом, долго не возвращалась. Или прощалась с деньгами как с родными, или
— Зарплату за август атдашь? — промолвил развязанный и обнаглевший Санёк. — Я працавал!
— Хорошо. Давай только посчитаем, сколько цемента потрачено. Марка бетона какая? Ну, мужики?
Те же плотники кидали песок в бетономешалку и готовили раствор, как и многие в деревне — мастера на все руки.
— Ну, поди… двухсотая, — сказал один из них. — Санёк трэць свёз адразу. Потом яшчэ мяшкоу дзесяць.
— Наверно, я всё же напишу заявление.
Вынужденный считаться с возможным воровством, я заложил цемент в расходы с большим запасом. При той толщине фундамента и ширине основания под забор двухсотой марки хватало, как объяснили в райархитектуре, когда согласовывал проект. Но, жулик…
— Даруй! Не казни! Дзетки малыя…
Я отвернулся, не в силах смотреть на это колхозное ничтожество.
— Ну и что с ним делать? А главное — что со стройкой?
Милиционер почесал затылок.
— Поехали — посмотрим.
Я погрузил работяг в «бобик» и покатил впереди. На стройке милиционер обошёл возведённые стены, заглянул в колодец канализации, осмотрел запасы материалов. Потом подошёл вплотную.
— Вам завидуют, олимпиец. Деньгам, успехам. Не понимают, сколько труда вложено. Хотят на халяву, считают украсть, что у вас, что у колхоза, законным правом. Такие люди. Как динамовец динамовцу предлагаю: беру стройку на себя. Через месяц с большего закончим, тут второй этаж, кровля… Да, пока вода, сантехника, электричество, это позже, к зиме. В общем, ночевать можно будет через месяц, днём работы продолжим. Перезимуешь уже тут. Лады?
— Отлично звучит. Сколько?
Он снова двинул фуражку на голове. Возможно, тем самым стимулировал мыслительный процесс, как у меня обращение к дракону усиливало удар.
— Пятьсот по окончании. Отчитаюсь за каждую копейку. Лишнего не потрачу.
Ударили по рукам. Посчитали, сколько ещё надо денег и на что. Милиционер вызывал у меня куда больше доверия, чем Санёк по протекции председателя колхоза. Однако через колхоз добыли более половины материалов, включая лес-кругляк… Замкнутый деревенский круг.
Запустив процесс строительства и не решив с продажей «мерса», я убыл отрабатывать пограничный оклад — в Киев, на тренировки и показательные выступления перед начальством Западного пограничного округа. Уж там поинтересуюсь, долетел ли до их политотдела слух о том злосчастном партсобрании? Соломахина, как мне говорили в Минске, перевели. Но я, злопамятный, хотел удостовериться и узнать — куда именно. Если в Москву, с выделением служебной площади, а при генеральских связях и такое возможно, это очень странное наказание.