Назад в СССР: демон бокса
Шрифт:
— Ставьте в первом раунде.
Попотеть меня заставил только чернокожий Пьер Оливер из Франции в финале, я зря обещал Киму нокаут во втором раунде, тут бы хоть в третьем да по очкам… В конце первого сам получил так, что в перерыве нюхал нашатырь. Сольюсь? Ну уж нет. В начале четвёртой минуты решился на испытанный и самый грубый ход в арсенале — удар всей дурью в перчатку соперника, когда она у лба, и апперкот. Против лома нет приёма! Всё же у юниоров руки тонкие. С мужчиной нормальной комплекции не прошло бы.
В СССР рефери немедленно остановил бы бой, здесь я не услышал команды «стоп»,
— Поменял на доллары. Купюры по двадцать и пятьдесят. Твоя доля десять триста. Придётся две перчатки расшить.
Ого! До восьмисот миллионов как до Луны, но это уже реальные деньги. Если отвезти их в Грузию, можно через знакомых в КГБ обменять на рубли, выйдет больше пятидесяти тысяч. Отец тела столько за всю жизнь, наверно, не заработал, не говоря о ма. Я постарался вообразить огромный кислый лимон во рту, чтоб не улыбаться во все тридцать два, хоть повод был: я — чемпион Европы, пусть среди юниоров, вправе претендовать на мастера спорта международного класса и вообще вхож теперь в элиту советского бокса. Правда, не эксклюзив, наша сборная выдвинула бойцов в каждой категории, ни в одной, кажется, не обошлись без медалей, золотые взяли в половине, что не сложно: по суперлиберальной формуле чемпионата призёрами стала половина заявленных боксёров.
Эту половинку утром на следующий день принимали высокие чиновники и спонсоры соревнований, нас ожидала экскурсия по Дублину, потом часа три свободного времени перед автобусом в международный аэропорт Шеннон, до него долго пилить. И вот перед самым эти свободным временем вышел казус. В автобус, катавший нас по городу, поднялся представитель компании, работавшей в аэропорту, он произнёс прочувствованный спич, что Шеннон как трансатлантическая воздушная гавань во многом обязан своим процветанием советскому «Аэрофлоту», поэтому решено премировать боксёров-призёров, львиная доля которых — советские юноши, по сто фунтов в знак дружбы между народами.
Не знаю, какое отношение к ирландско-советской дружбе имел Пьер Оливер, глядящий на мир единственным глазом, второй закрыла гематома от моего подарка на ринге, но этот глаз засветился неподдельной радостью, чего не сказать о настроении Дмитрия Чижа, главы советской делегации. Когда нас вывели из автобуса на свободный выпас, он собрал паству и строго предупредил: все фунты, кроме командировочных, до последнего шиллинга привести в Союз и сдать! На них получим чеки, которые отоварим в «Берёзке». Кто нарушит приказ — пожизненно невыездной.
Мужчина в штатском, занимавший с коллегой соседний с нами номер, предложил немедленно сдать ему на хранение полученную валюту. Несмотря на его суровый вид, пацаны почему-то не поспешили с актом доброй воли.
— Это наши общие деньги, папа Ким, легальные. Предлагаю потратить.
— Да, Валерик. Но с умом. Купи себе джинсы или
— На перепродажу — не стоит?
Азиат мотнул головой.
— Я же не дока в загранпоездках. Если продашь кому-то знакомым, возьми ещё одни джинсы. Меня предупреждали: ничего не сдавать в комиссионку. А вообще, не разменивайся на ерунду, мы подняли достаточно.
В активе также отличный адидасовский костюм с нашивками «СССР» и гербом страны Советов, я взял размер чуть навырост, на приёме и в экскурсионном автобусе мы щеголяли в одинаковых чистошерстяных штатских костюмах при белых рубашках и галстуках и в чёрных ботинках натуральной кожи, вся эта роскошь тоже останется после турнира. А также наполнение боксёрской перчатки, которую папа Ким, как и себе, зашивал едва ли не до утра с истинно восточным упорством, насадив на нос очки с плюсовыми диоптриями, это вообще за пределами ожидаемого.
К тому же он выкупил видеомагнитофон, камеры и несколько бобин видеоленты, но то уже с денег от тотализатора. Заверил, в комиссионный не понесёт, это чисто для съёмки поединков в боевом самбо, а если представится случай, подобный сегодняшнему, то и для боксёрских боёв.
Мы зашли в супермаркет, жалкий по сравнению с московскими начала третьего тысячелетия, но производящий ошеломляющее впечатление на приезжих из Советского Союза. Джинса продавалась сразу в нескольких местах, цены разные, нам хватило на костюм мне и штаны с жилеткой Киму, все с гордой нашивкой Levi’s, даже немного осталось на сувениры родителям, Зине я купил красивый платок с надписью «Дублин», пусть прикрывает свой блондинистый начёс от ветра. То там, то здесь попадались группки боксёров, между ними метались гэбисты, тоже, кстати, обременённые пакетами.
Наконец, собрались у гостиницы на выселение, увешанные шмотьём как верблюды, сто фунтов — очень солидная сумма для семьдесят восьмого. Чиж в отчаянии глядел на это вещевое великолепие. Свернув уши в трубочку, я уловил обрывок его разговора с мужчиной в штатском, тот мудро советовал не отражать в отчёте вообще сам факт премирования. Если бы потратились один или два боксёра, они попали бы под раздачу. Но коль все — виновато сопровождение. Гэбист обещал принять меры по своей линии, глава делегации обречённо кивнул.
Долетели без приключений, в Шереметьево нарвались на обыск с пристрастием, спасибо, что не распарывали сумки и подкладки пиджаков. Таможню уж очень заинтересовало товарное изобилие, на фоне других призёров мы с папой Кимом смотрелись аскетами, джинса и сувениры почти не заняли места, жалкие пенсы, оставшиеся с покупок и честно продемонстрированные, не пробудили интереса.
С задержкой на добрых полчаса вышли в зал прибытия, и я впервые ощутил себя триумфатором, вернувшимся с шкурой убитого заграничного медведя на плечах. Нас слепили софиты, наезжали камеры, бухтел в микрофон спортивный обозреватель с центрального телевидения, чиновник Госкомспорта лично жал руки боксёрам и тренерскому составу, вещал о выдающихся достижениях молодёжного советского спорта, достойной смене прославленных чемпионов, где чуть покривил душой: прославленные куда хуже молодняка отстрелялись в Белграде.