Назад в юность
Шрифт:
– Не боись, солдат ребенка не обидит, – хмыкнул я. – Если мои требования будут выполняться, все будет путем. А сейчас найдите мне, пожалуйста, авторучку или карандаш и листок бумаги и подходите по одному, будем составлять список дежурств до конца сентября.
Я сидел, составлял список и радовался, что нахожусь в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году, а не в две тысячи четырнадцатом, когда орда «защитников детей» довела до того, что все мужики-преподаватели из-за возможности быть объявленными педофилами срочно покидают школы, а юная поросль издевается над престарелой учительницей физкультуры, записывая это все на камеру
Остаток вечера прошел спокойно. Гитарист услаждал наш слух своими перлами, несколько человек играли в карты, и только Игорь Смирнов и его друг о чем-то тихо переговаривались. Когда около одиннадцати вечера к нам зашел с проверкой Андрей Игоревич, он остановился в дверном проеме, в глубоком изумлении оглядывая комнату, которую он еще утром наблюдал в жутком состоянии.
– Сергей, это что, твоя работа?
Он смотрел на уже протопленную печку, на чистоту и порядок.
– Да как-то вот так, Андрей Игоревич.
– Такого я не ожидал. Надеюсь, ты продолжишь завтра в том же духе.
– Конечно, я же обещал все привести в нормальный вид.
Очередное утро особых сюрпризов не принесло. По уже заведенному графику я помог нашим поварихам развести огонь и поставить вариться обед, а сам стал подтягивать орудия производства поближе к кухонному навесу. Как только приготовился обед, я быстро выгреб все угли и двумя ударами ломика превратил сооружение, имеющее наглость называться кухонной плитой, в кучу битых кирпичей. После этого обе Тани помогли все это сгрузить на телегу и вывезти, за исключением целых кирпичей и тех остатков, которые можно вновь пустить в дело, а также чугунных деталей. Сейчас, когда мне помогали два человека, мой труд, конечно, был намного производительнее. И когда наши работники пришли на обед, контуры новой плиты были видны невооруженным глазом.
Девчонки, по-видимому, знали о вчерашних событиях, потому что постоянно косились на меня и что-то обсуждали. Парни же хранили гордое молчание. После трапезы я сразу же начал доделывать начатое. Пришлось как-то продумать конструкцию, чтобы сломанный печной настил все-таки выдерживал вес кастрюль. После нескольких пробных попыток у меня все получилось. Конечно, это было достаточно уродливое сооружение, но я твердо знал, что на этот месяц и даже дольше никаких переделок не понадобится.
Вечером ко мне подошла Таня Воробьева и по секрету сообщила, что в паре километров от нас есть пасека. Она приглашает меня в совместный поход по добыче меда.
– Таня, а как ты предполагаешь это делать? Ведь пчелы уже готовятся к зимовке, весь мед в ульях снят, оставлено лишь то количество, которое необходимо пчелам для зимовки. К тому же как ты будешь защищаться от их укусов?
– Да, мы этого не знали… Ну тогда, наверное, туда не пойдем.
И на этом наш разговор закончился.
Утро прошло по накатанному сценарию, но сегодня я должен был работать в комнате девчонок, и там с утра, как я понимаю, царил ажиотаж. Со всех веревок, висевших в комнате, убирались предметы одежды типа трусиков, лифчиков и тому подобного. Поэтому, когда я зашел, там был относительный порядок: похоже, все вещи похоронены под одеялами.
С печкой девочек оказалось проще всего, стоило лишь поставить на место печную дверцу и укрепить в трубе задвижку. Поэтому к обеду я был свободен. Выйдя на улицу, увидел, как наш Андрей Игоревич на повышенных тонах разговаривает
Так что бедный пасечник ушел от нас несолоно хлебавши.
Я подошел к поварихам. Они также слышали этот разговор и сидели тихо, как мышки.
– Ну что, девушки, угостите медом? – спросил я их.
– Тихо ты! – зашипели они. – У нас уже нет никакого меда. Мы как увидели, что к нам идет этот пасечник, выбросили все три банки в ручей.
Вот же две обормотки! Хватило смелости спереть мед, а сохранить не смогли. Я взял длинный шест и решил попытаться выловить хотя бы одну банку меда, но ручей, как назло, в этом месте оказался очень глубоким, и нащупать ничего не удалось.
Когда я пришел обратно, на меня с надеждой в глазах посмотрели обе Тани, но я только отрицательно покачал головой.
Воспрянув духом после бытовых улучшений и уже немного втянувшись в работу, наши девушки захотели танцев, в чем их поддержала мужская половина, точнее, четверть населения. У кого-то из соседей по деревне девчонки выпросили старый заводной патефон. Надо сказать, работал он исправно. Пластинки, конечно, тоже были из пятидесятых годов. Хотя обнаружилась пара долгоиграющих пластинок уже нашего времени, но их на этом патефоне проигрывать было нельзя. В небольшом помещении патефон слышно было достаточно неплохо.
Из-за малочисленности жителей в деревне мы были избавлены от такого развлечения, как драки с местным молодым населением. Деревенские, конечно, в полном составе заявились на наш вечер, но вели себя смирно. Проводилось мероприятие в комнате у девочек, она была немного побольше. Вальсов никто танцевать не хотел, танцевали в основном медленные танцы, твист, про который все знали, танцевать никто так и не решился, по-видимому, из-за полного отсутствия алкоголя, хотя на одной из пластинок подходящая мелодия была.
Сюрприз меня ждал в середине вечера, когда самая красивая девушка нашей группы Ира Михайлова, встав посредине комнаты, объявила:
– А сейчас девушки приглашают кавалеров! – и первая бросилась в мою сторону, а за ней еще несколько девчонок.
Я танцевал с Иркой, которая, не скрываясь, тесно прижималась ко мне, и думал, что происходит, почему они все липнут ко мне, как мухи на мед, который я сегодня так и не нашел.
Позавтракав и посодействовав поварам, я наконец отправился, как и все остальные ребята, на поле. С утра трактор с картофелекопалкой прошел пару полей, и на них копошились наши девчонки, собирая картофель в мешки, которые, наполнив, оставляли за собой. Мы на трех телегах проезжали убранную территорию и вывозили мешки к дороге, где нас уже ждала полуторка, в которую и перегружался весь урожай. Машина эта примечательна тем, что у нее не было обеих дверей, а водителя трезвым мы не видели ни разу. Злые языки говорили, что он убрал двери специально, чтобы при необходимости вовремя вывалиться из машины, и кликуха у него была соответственная – Пиндюша, где буквой «н» заменили другую букву, более тонко соответствующую этому прозвищу.