Наживка для крокодила
Шрифт:
Верховцев снова вчитался:
– Черт, Италия…
Вьюн спал на сдвинутых стульях. Он любил скорость, риск, динамику. Наша возня с бумагами убивала и калечила его дух. С самого утра он дрых без задних ног.
– Я нашел. – Иван подвинул ко мне документ. – «Лендровер Дискавери», двухтысячного года выпуска. Продан в нашем городе. Если, конечно, верить записям на документах. Корейцы имеют глупость педантично отмечать весь процесс продвижения авто на рынке.
Верховцев удалился «пробивать» владельца по базе данных. Анечка Топильская, под мое клятвенное
Наша спешка оправдывалась необходимостью. Нужно было срочно дать понять господину Юнгу, что его восточные хитрости по сравнению с русской изворотливой логикой – детские игры. Новый «наезд» на корейцев, помимо выполнения плана, укреплял и мою личную безопасность. Теперь вождю пришлось бы придумывать оригинальный проект изъятия списков. А время не стоит на месте. А там – как знать?.. Кто успел, тот и съел.
– Мама, роди меня обратно! – первые слова вошедшего в кабинет Верховцева.
Стали понятны его чувства, когда ситуация прояснилась. Во время нашего разговора, словно панночка из «Вия», поднялся со стульев Вьюн.
Итак, новенький джип «Лэнд Ровер» серебристого цвета, двухтысячного года рождения, прибывший из Австрии через несколько границ, принадлежал господину Морошко Виктору Викторовичу. Данный гражданин был славен тем, что являлся сыном начальника Главного Управления внутренних дел области генерал-майора Виктора Морошко и по совместительству директором коммерческого банка «Согласие».
Вот это номер!
Верховцев с Ваней, взяв друг друга за плечи, попробовали станцевать сиртаки. Не получилось. Мешал сидевший посреди комнаты Вьюн.
– Ваня, сколько стоит «Лэнд Ровер»? – спросил Верховцев, запрыгивая на стол.
– Ярость его хозяина будет эквивалентна ярости хозяина «Порше».
– Понял, – заключил опер и повернулся ко мне: – Шеф, что-то ты зажился на этом свете. После очередного пожара корейцы обезумят!
Этого я и добивался – хотел заставить восточного человека потерять голову от ярости. Азиаты прекрасно знают, что в гневе человек беззащитен. Кореец, китаец или японец, никогда не позволят своим эмоциям взять верх над холодным расчетом. Но когда дело касается мести…
Вот сейчас можно было и поспать. Завтрашний день обещал много хлопот. Ни на минуту не прекращающиеся поиски Кореневой доводили меня до изнеможения. Я стал настоящим маньяком. Девушка находилась в городе, решала вопросы собственного благополучия, но оставалась невидимой. Виновна ли она в совершении каких-либо преступлений или нет, было теперь не так уж и важно. Главная задача – отыскать Ольгу. Она единственный человек, способный пролить свет на трудовую деятельность Табанцева, Тена, Юнга и всей корейской братвы. А уж в том, что она у меня заговорит, я не сомневался.
Покой в отделе не нарушался до одиннадцати утра. Селекторное совещание прошло ровно, без громких потрясений и недовольства со стороны руководителей служб. Оперативникам, как обычно, делались замечания за низкий уровень раскрытия преступлений, а участковым – за слабый контроль над поднадзорным элементом. Я занимался с бумагами, отправив Вьюна и Ивана в банк «Согласие». Директор банка, Виктор Викторович Морошко, был хорошо известен Бурлаку, так как последний несколько раз посещал банковские «рауты» отца. Там собиралась финансовая элита области: решались деловые вопросы, лилось шампанское, уничтожались устрицы.
Одним словом, я ждал их возвращения, попутно разгребая ворох материалов, с которыми не успел ознакомиться. Обрезанов несколько раз заходил ко мне, пытался завести разговор, но все было тщетно. Таким людям, чтобы они поняли свою вину, нужно давать время на «перегрев». Кому-то требуется неделя, некоторым – месяц. Иные не понимают своей вины вовсе и ожесточаются. «Перегорев», они начинают в конце концов ковыряться в самих себе, поскольку видят спокойную, без них, жизнь бывшего товарища. Черед Макса еще не настал. Я видел его муки, но не был уверен, что он понимает по-настоящему собственную вину.
Забегала Анечка Топильская, одарив меня веселым взглядом. Я знал причину ее благосклонности – любовь к шоколаду. Аня поблагодарила меня за грильяж, рассказала о телефонном разговоре Торопова с женой, где начальник отдела проявил чудеса дальновидности, расставляя мебель в пока еще не полученной элитной квартире на улице Свободы, и упорхнула. В отделе стало совсем тихо.
Гром среди ясного неба грянул в одиннадцать часов.
Я встал из-за стола и понес несколько материалов Топильской для регистрации.
– Почта уже приходила, так что твои материалы я отправлю только завтра, – деловито отчеканила Анечка.
Все правильно. Грильяж грильяжем, но работа есть работа.
– Топильская-а-а! Горского ко мне!!! – раздалось вдруг из кабинета Торопова. Громкость звука показывала, что происходило нечто из ряда вон выходящее.
Я тут же зашел в кабинет.
– Аня сказала, вы меня ищете?
Свекольный цвет лица начальника не позволял мне сосредоточиться.
– Что случилось, Константин Николаевич? Меня забирают в МУР?
– Это что такое?! – взревел Торопов, и по полированному столу, как по льду, ко мне подъехал лист бумаги с пришпиленным к ним канцелярской скрепкой конвертом. – Я тебя как старший начальник отдела спрашиваю!!
В моменты необузданного гнева речь Константина Николаевича теряла связность. От него я уже слышал: «На ваше место человек сорок людей найдется», «Когда вы раскроете это смертоубийство?» Сегодня дело дошло до «старшего начальника отдела».
Сначала я ознакомился с конвертом. На месте обратного адреса стоял официальный штамп мэрии. Орел, корона, под лапами надпись: «Жилищный Комитет мэрии г. Кабардинска». На месте адреса получателя: «Второй отдел милиции РУВД Центрального района».