Назидательная проза
Шрифт:
— Понимаю, конечно, — сказала я и слезами вся облилась. — Паспорт не забудь захватить. Без паспорта тебя не узнают.
И все плачу, все плачу, никакого удержу нет.
— Да чего ревешь-то? — рассердилась Вавка.
— Как-то сразу все, — говорю. — Постепенности нет, вот и страшно мне за тебя. Пропадешь без возврата.
— Ах, ты странная какая, — отвечает мне Вавка. — Как же нет постепенности? Говорю тебе: с рук взяла кофту плюшевую, кофту выменяла на шубу, а шубу — вот на эту открыточку.
— И
— Все у одной бабы.
— Врешь, — говорю. — Ой, Вавка, врешь. И через твое вранье я на слезы вся разойдусь. Очень уж ты девка беспутная.
— Ладно, Зина, — говорит мне Вавка. — Всем делилась с тобой, поделюсь и сейчас. Может, ты в жизни тоже устроишься.
Вытерла я быстренько слезы, вывесила на двери табличку «Учет», сели мы с Вавкой на пол за прилавком, чтобы с улицы видно нас не было, смотрит Вавка мне в лицо и спрашивает:
— Скажи мне, Зинаида, чего ты в жизни больше всего желаешь?
— Чтобы Гриша мой вернулся, — говорю. — Больше мне от жизни ничего не требуется.
— Экая ты дура, — отвечает Вавка с досадой. — Ну, вернется, поживет с тобой месяц, а потом загуляет — и опять поминай как звали. Хочешь мужа солидного, терпеливого?
— Не трави ты мне душу. Конечно, хочу.
— Ну, так слушай меня. Сразу после работы отправляйся, голубка, в центр. Возле магазина «Маруся» — на Суворова, знаешь? — подворотня есть. Войдешь во двор — там женщины толпятся, кто продает барахлишко импортное, кто покупает. Ты на эту приманку не клюй, проходи в дальний угол, за гаражи, и спрашивай Татьяну Петровну. Она тебе все, что надо, устроит. Подойдешь к ней — режь напрямик: так и так, мол, я от Вавы пришла, хочу замуж выйти, а человека поблизости нет. Да прикинь заранее, кого тебе надо: брюнета или седого, ученого или военного. Татьяна Петровна любит в таких делах определенность.
Не поверила я ни одному ее слову, однако для виду и для подначки спрашиваю:
— Как же она мне мужа устроит? Адрес даст, телефон или тоже открыточку?
— А это уж не твоя забота. Думаю, что и сама не заметишь, как знакомство завяжется. Где-нибудь в автобусе подсядет к тебе человек, глазки твои похвалит, улыбочку. Ну а дальше — как с Татьяной Петровной обговоришь, так и будет. Хочешь — на другое утро в загс, а не хочешь нахрапом — будет по ночам под окнами твоими дежурить, сигареты покуривать…
— Мне курящего нельзя. Ребенок в доме, и отец человек больной.
— Ну, конфеты грызть «Театральные». Я с одной там встретилась, с клиенткой. У нее такая же ситуация: одинока и дитя на руках. В договоре это все обозначить придется.
— В каком таком договоре? — Сердце у меня так и замерло.
— А что ж ты думаешь, — отвечает мне Вава с усмешкой, — на одном честном слове это предприятие держится? Бланк заполнишь, бумагу подпишешь, в двух экземплярах, все чин по чину.
— Документы с собой, значит, брать?
Смеется Вавка.
— Никаких документов этой тетке не надо. Она человека насквозь видит. А соврешь — сама же и пострадаешь. Ты лицо подлежащее.
— Так-то так, — говорю. — И во сколько же мне обойдется эта услуга?
Рассердилась на меня Вавка.
— Бестолковая ты, Зинаида. Где это видано, чтоб мужей за деньги доставали? Ни копейки ты на этом деле не потеряешь, поверь мне на слово. В деньгах эта тетка не заинтересована.
— В чем же она заинтересована?
— А в том, чтобы ты, простофиля, счастье свое нашла.
Смотрю я на нее в упор и чувствую: хитрит моя подружка, скрывает.
— Вот что, Вава, — говорю я ей, — давай начистоту. В жизни мне никто ничего бесплатно не делал, кроме государства, а твоя Татьяна лицо, как я понимаю, частное. Говори всю правду, не бойся, я уже ко многому привыкшая. Но вслепую действовать не люблю.
— Все на месте узнаешь, Зинаида, — отвечает мне Вавка решительно. — Поезжай и не думай плохого: сделка вполне законная. Знай одно: все, что ты ни попросишь, она для тебя сделает.
— Так уж прямо! А если я немыслимое попрошу: красавицей захочу стать писаной?
— Воля твоя, — говорит Вавка. — Но не очень я тебе это советую. Ну устроит она тебя куда надо, щеки там тебе уберут, нос подправят, а дальше что? Для обыкновенной жизни ты и так хороша, а безумство не в твоем характере.
— Ну а если я мужа себе закажу, двухэтажный дом да еще в смысле внешности мелкие изменения?
— Ишь какая ты ловкая, — смеется Вавка. — Так и я бы хотела. Однако норку возвращать пришлось, хоть и жалко было до ужаса.
— Кто ж она такая, — спрашиваю, — эта Татьяна Петровна? Аферистка, сводня или похуже кто?
— А я и сама не знаю, — отвечает мне Вавка. — В договоре написано «агент», а от какой организации — не разберешь: буквы на печати смазались.
Тут как раз мой сыночек из школы пришел, в дверь стучится. «Мама, — кричит, — мама!» Обрадовалась я без памяти, что дурной разговор наш придется кончать: совсем мне Вавка голову заморочила. Вскочила я, к двери бегу открывать, а Вавка мне из-за стойки:
— Так смотри не забудь: улица Суворова, магазин «Маруся», дворик с правой стороны, спросить Татьяну Петровну.
— Ай отстань, — отмахнулась я от нее, — не пойду я никуда, и дела твои темные, неприятные.
Впустила я своего Толика: пальтишко у него нараспашку, личико румяное, портфель расстегнут.
— Мама, — кричит, — мама, я по пению пятерку получил!
И с разбегу головенкой в грудь мне тычется, руками своими мокрыми меня обнимает. Я сняла с него шапку, волосики его потрогала: влажные они, потные.