Назло громам
Шрифт:
За дверью в холле прокричали команду на французском языке.
Дверь в кабинет распахнулась, и кто-то быстро пробежал мимо доктора Фелла к левому высокому окну. Стол, стоящий посреди кабинета, с грохотом упал вместе со всеми вещественными доказательствами.
Показавшийся в дверях Гюстав Обертен отдал другую команду, и двое полицейских, появившихся с обеих сторон балкона, схватили человека, выбежавшего на балкон и пытавшегося спрыгнуть с него и, как Ева, разбиться насмерть. Позже Брайан Иннес не любил вспоминать последовавшие затем крики и потасовку.
— Кажется, наша стратегия, — заметил начальник полиции, — в конце
— Не называйте это нашей стратегией, — взмолился доктор Фелл. — Ради бога, никогда не называйте это нашей стратегией. — Несколько мгновений он, тяжело дыша, смотрел на валявшиеся на полу кабинета обрывки резиновой маски, автоматический пистолет, две книги и разбившуюся вдребезги вазу с розами. — О да, — добавил он, обращаясь ко всем присутствовавшим. — Убийца — Филип Ферье.
Глава 19
Двумя ночами позже в ресторане под названием «Отель дю Рон» на улице Станд четверо посетителей заканчивали обед. Они сидели в одном из тех укромных кабинетов, где так замечательно готовят цыплят прямо на открытом огне, а если вы к тому же привилегированный посетитель, да еще если и ночь довольно теплая, вас посадят близко к огню, отчего у вас просто закружится голова.
Однако ночью в понедельник, 13 августа, похолодало. Доктор Фелл, Одри Пейдж, Брайан Иннес и сэр Джералд Хатауэй пребывали в подавленном настроении, под стать вечеру. На столе перед ними стояли кофе и бренди.
— Сэр Джералд, вы по-прежнему считаете, — спросил доктор Фелл, — что расследование криминальных случаев — приятное времяпрепровождение?
— Откровенно говоря, — раскуривая сигару, ответил Хатауэй, имевший сегодня не самый цветущий вид, — откровенно говоря — нет.
Брайан довольно нерешительно взглянул на Одри.
— Но Филип Ферье? — недоверчиво произнес он. — Филип Ферье?!
— Думаете, он не мог этого сделать? — спросил доктор Фелл. — Он — сын Десмонда Ферье. Поверьте мне, этот молодой человек, который жаловался на то, что не понимает артистов, в каком-то смысле оказался гораздо лучшим артистом, чем любой из вас.
— Что с ним будет? — поинтересовалась Одри, не поднимая глаз.
— Пожизненное заключение, — отозвался Брайан. — Как я уже говорил его отцу, в кантоне Женева в настоящий момент нет смертной казни за убийство.
— Погодите! — раздраженно воскликнул Хатауэй. — Я готов проглотить обиду, если вы так настаиваете, но хочу ясности. Его отец знал, что он виновен?
Доктор Фелл приподнял голову над пенковой трубкой, которую раскуривал.
— Нет, черт возьми! Но его отец страшно боялся этого, и боялся с того самого момента, как начались отношения между его сыном и женой. Когда он наконец понял, что его сын — прирожденный убийца, было уже слишком поздно. Убийство было совершено, а дело передано из любительских рук (моих), которые Десмонд Ферье мог контролировать, в руки полиции, и ему оставалось лишь постараться как-то его замять. Таким образом (и вы в этом убедитесь) по невероятной иронии судьбы он вынужден был играть роль, которую ему чаще всего приходилось исполнять на сцене, но это, разумеется, не доставляло ему совершенно никакого удовольствия. На самом деле это еще мягко сказано. Бывали дни, когда Десмонд находился на грани помешательства. Если попытаться объяснить…
Хатауэй легонько стукнул по столу рукой.
— Прошу вас, объясните! — попросил он. — Объясните все с самого начала.
Отблески пламени плясали на потолке. Доктор Фелл, лохматая фигура которого казалась странной и даже немного безумной, к своему удовлетворению наконец раскурил трубку и выдохнул дым, что-то бормоча про себя.
— Ну что ж, сначала так сначала, — согласился он. — Месяц назад Десмонд Ферье специально приехал в Лондон, чтобы встретиться со мной, и попросил меня прибыть в Женеву. Он говорил, что страшно обеспокоен, рассказал мне историю, произошедшую с его женой в Берхтесгадене семнадцать лет назад, а потом в свойственном ему шутливом тоне (чтобы в случае необходимости отказаться от своих слов) намекнул на то, что его жена якобы хочет его отравить.
— Но ведь на самом деле Ферье так не думал, не так ли? — спросил Брайан. — Помнится, вы прямо сказали ему, что он сам не верит в то, что говорит.
— Погодите! — остановил его доктор Фелл. — Если позволите, я продолжу последовательно излагать события, чтобы все стало ясно. — И он снова задумчиво затянулся трубкой. — Даже для таких слепых глаз и глухих ушей, как мои, было совершенно очевидно, что его волновала ситуация, сложившаяся в его семье. Он не говорил всей правды — по какой-то неведомой мне причине явно кого-то защищал. Как вам известно, несколько лет назад я, благодаря информации сэра Джералда, изучал случай, произошедший в Берхтесгадене…
— Вот еще! — откликнулся Хатауэй.
— Как стало известно позже, в то самое время, когда Десмонд Ферье приезжал ко мне в Лондон, миссис Ферье взялась доказывать свою невиновность в берхтесгаденском деле. Для этого она пригласила к себе мисс Кэтфорд и сэра Джералда. Но также пригласила и вас, мисс Пейдж, — спрашивается, зачем? Итак, мне предстояло разобраться в этой непростой и странной истории, рассказанной Десмондом Ферье. Что именно так огорчало и тревожило его в собственной семье? Было очевидно, что тот, кого он так стремится защитить, вовсе не миссис Ферье. Наоборот, он намеренно намекал, что жена грозится его отравить, и даже не пытался скрыть какие-либо факты, касающиеся ее жизни, за исключением одного: он не сказал мне, что до брака с ним Ева Ферье уже дважды была замужем. А когда я обнаружил некоторые сведения об этих двух мужьях…
Доктор Фелл смущенно замолчал, и Одри тут же набросилась на него с вопросами:
— Не могли бы вы объяснить, доктор, почему вы придаете такое большое значение этим двум мужьям? Не потому ли, что оба они умерли насильственной смертью?
— Нет, — ответил доктор Фелл. — Этот факт, безусловно, важен, однако не менее важно показать, как развивались события. Красивые женщины, так сказать, профессиональные чаровницы, а особенно такого чрезмерно невротического типа, как Ева Ферье, склонны привлекать подобных же мужчин. Им нравится существовать в атмосфере волнений, тревог и даже насилия.
С другой стороны, их не следует считать потенциальными убийцами. Еву Ферье нельзя обвинить в том, что ее первый муж, химик-аналитик с неустойчивой психикой, покончил с собой после их развода, а смерть в бою второго ее мужа, летчика-истребителя, была обычным военным эпизодом. В данном случае меня интересовал другой факт…
— Какой другой факт? — настаивала Одри. — Что именно вас интересовало?
— Каждый из двух предыдущих мужей Евы, — ответил доктор Фелл, — был моложе ее.
— Моложе?